Права мутанта (СИ)

Что решено, то решено. Конечно, соблазнительно было бы дать немецким разведчикам от ворот поворот, а в больницу позволить входить одному Фабиану Шлику — чисто за реальные медицинские заслуги. Соблазнительно, но неверно.

Только и выгод: показать немцам характер. Конечно, ребята бы такое решение поддержали, Погодин — тот тоже не кривился бы в сардонической гримасе свергнутого главврача. Но удовольствие солдата — не аргумент.

Сцепиться с германцами — за что? За здание, которое к этой минуте достаточно внимательно обследовано и уже начинает тяготить разведотряд, ибо сковывает силы: сиди его тупо охраняй, вместо чтобы неприкаянно где-то лазить, да узнавать что-нибудь новое.

Здание для разведки больше не нужно. Две находки в подвале предостаточно. Если «библиотека» черепов изучена полностью, то недоступный участок подвального коридора за решёткой — по крайней мере обнаружен. Чтобы его изучить, придётся убить свирепую тварь, а это долго, громко и преждевременно.

Кстати, кому и зачем нужен сам подземный коридор, решётка и тварь за ней — можно раздумывать хоть сейчас. Захват подвала вряд ли что добавит.

Надо сказать, Суздальцев и думал об этих вещах, и даже к чему-то пришёл.

Из особенностей архитектуры больничного барака следует, между прочим, что первоначальное его назначение было иным. Широкие ворота и вестибюль, достаточно широкий подземный коридор — всё это контрастирует с крохотными дверцами, тесными палатами и узким просветом коридора первого этажа. Здание перестроено, а первый этаж сохранён. Вместе с той тварью, что там обитала (извне-то туда её, такую большую и злобную — точно не засунешь).

Короче, злодей Пердун ничем не рисковал, когда подкидывал капитану ключ в тряпочке. Кто выпустит чудовище, тот сам и пострадает, а уж само чудовище наверх не пролезет, застрянет в первом же дверном проёме, а стены-то толстые. Вот и не опустошит Березань жуткий монстр. Останется над кем Пердуну властвовать.

А вот как чудовище за решётку попало, тут — возможны варианты.

Первый: животное поймали (возможно, усыпили), упрятали за решётку, а потом уже сверху установили больничное здание. Второй: животное таки внесли в готовую ловушку под зданием, но — в раннем его детстве, когда тварь была маленькой. Третий: животное запихнули в подвал не через здание больницы, а через какой-то другой вход — пока что неизвестный. Если так, то скорее всего сей другой вход тоже закрыт решёткой, иначе бы зверюга давно выбралась.

— Капитан, — доложил Егоров, — Рябинович и Хрусталёв пришли.

— Впускай, — велел Суздальцев, — только гляди, чтобы немецкие шпионы из коридора не подглядывали!

Рябинович и Хрусталёв. Этих двоих капитан отряжает проводить Панайотова и Грдличку. И тоже — с лёгким сердцем, ибо в больнице искать больше нечего, только — тупо следуя легенде, наблюдать за выздоровлением раненых. Если кто зайдёт от больницы далековато — привлечёт лишнее внимание (что они там вынюхивают?). Зато эти двое — пройдут по новой, ещё не исследованной части мутантского ареала, и никто им слова не скажет. Ибо по делу.

А чтобы не замыкались только на охране учёных, да вволю смотрели по сторонам, Суздальцев их сейчас специально проинструктирует.

7. Кшиштоф Щепаньски, начальник экспедиции

Ай, хороша Дыра! Всем дыркам Дыра! Дыр-Дыра!

Пан Кшиштоф с некоторых пор прекрасно знает, что такое счастье.

Счастье — это когда больше не можешь, когда падаешь от усталости на заботливо подстеленную шкуру, а настроение всё равно игривое.

Счастье — это когда с Дырой, когда на её топчане, крытом шкурой неубитого медведя.

Ага, есть у Дыры и такая шкура. Говорит, этого медведя-мутанта никто не убивал, а он просто сбросил шкуру — и дальше пошёл. Наверное, байка, хотя что в мутантском краю бывает только небылицей? Здесь запросто встретишь медведя без шкуры, да ещё с ушами, как у слона и с хоботом, полосатым, как у зебры.

Что за чудо этот мутантский фольклор! Обязательно надо будет прислать кого-то из учёных, а лучше пару человек, чтобы записали в этнографические блокноты историю про медведя.

Правда, ещё лучше — найти кого-то другого, кто эту же историю про медведя хорошо рассказывает, а к Дыре — не посылать. А то ведь известно, чем дело кончится. Дыра — она для всех Дыра. Для всех и с каждым.

— Нет, пришли-и! — капризно надувает губы Дыра, выдёргивая седеющий волос из пучка, растущего на профессорской груди. — Пришли мне того, молоденького! Его зовут Хомак? Вот Хомака мне и пришли. Других можешь пока не присылать, а этого я хочу!

— Всё, что скажешь, любимая! — с ласковой улыбкой отвечает пан Кшиштоф. — Приведу тебе всякого. Я ведь знаю, ты ненасытна!

Промискуитет, будь он неладен. Профессор Щепаньски меньше всего хотел бы делить одну и ту же пани с кем-то из своих подчинённых, но — в этой игре на желания назначать фанты не ему. К тому же самые дикие желания Дыры настолько быстро становятся его собственными, что диву даёшься! Кто знает, может её отношения с молодым чехом что-то добавят в арсенал наслаждений профессора, дадут ему взамен постыдно-сладкое ощущение ещё большей полноты жизни?