Права мутанта (СИ)

— Согласен, нас кормят подделками. Но всё-таки… зачем-то мы сюда добирались. Что-то надеялись открыть, — Костич махнул рукой. Сардоническая гримаса с его лица так и не сошла.

— Надо найти Соплю, — сказал Ратко, — либо другого проводника. Это, наверное, через Щепаньски.

— И солдаты, — вспомнил Славомир, — с Панайотовым и Грдличкой сюда пришло двое — Хрусталёв и ещё один. Им ведь тоже надо возвращаться в Березань. Вот и меня проводят.

К пану Щепаньски Милорадович пошёл один. Костич остался в своей комнате, «чтобы никого не пугать этой жуткой гримасой». Наверное, зря не стал пугать: надменный начальник экспедиции умыл руки.

— Где сейчас пан Сопля, мне неизвестно, — сказал Щепаньски, — только вам его всё равно не уговорить. В Березань уже мог вернуться Пердун, а Сопля Пердуна боится.

И всё. Разбирайтесь, мол, сами.

Спросить, что ли, у Дыры? Уж она-то наверняка должна знать, где живёт Сопля, подумал Ратко. А проводнику заходить в селение Пердуна вовсе не обязательно: достаточно провести через болото и показать направление дальнейшего пути.

К сожалению, Дыра сегодня не принимала. Она с кем-то уединилась у себя в покоях, так что слуга — долговязый и худой Глиста, стоя на страже господского наслаждения, даже не стал докладывать. Милорадович немного подождал, но понял, что зря теряет время.

Осталось разве что зайти к двоим русским солдатам, которых — Ратко знал это — поместили в сарайчике, пристроенном к Председательскому дому со стороны заднего двора.

Милорадович обогнул здание и подошёл к солдатскому сарайчику. Перед металлической дверью, покрытой свежими глубокими бороздами и вмятинами, понял две вещи: во-первых, к солдатам совсем недавно ломилась одна из сторожевых свиней, во-вторых, у солдат — гости. Судя по одному из голосов, что донеслись из-за двери, к ним зашёл один из воспитанников мутантской школы.

Странность состояла в том, что учителя очень строго блюли свою молодёжь и, надеясь привить ей английский язык, ни с кем из посторонних не позволяли общаться.

Ратко постучал. Голоса за дверью смолкли, потом Хрусталёв спросил:

— Кто?

Милорадович назвался. Солдаты ещё пару мгновений поколебались, потом открыли дверь. Всё-таки сербскому профессору они склонны доверять, что, разумеется, приятно.

В сарайчике — помещении без окон, скудно освещённом двумя парафиновыми свечками, Ратко нашёл двоих солдат и краснощёкого мелкого паренька-мутанта.

— Это Тхе, — отрекомендовал мальца Хрусталёв, — он забежал к нам этой ночью, спасаясь от боевых свиней.

— Ай эм Тхе, — подтвердил ученик, — свиньи вонт ту кэтч ми, бат я счастливо смылся.

— Мы тут с Тхе уже полночи беседуем, да и утро прихватили, — сообщил второй солдат — по фамилии Рябинович, — и столько интересного выяснилось! Вам, наверное, тоже будет любопытно, вы же изучаете их культуру. Чем эти мутанты живут, и всё такое…

— Да-да! И что выяснилось?

Рябинович поведал вкратце, что удалось узнать. Оказывается, ночная охота спущенных с цепи боевых свиней — обычное дело, и преследуют чудовищные свиньи в основном учеников из мутантской школы. Почти каждую ночь кто-то из них сбегает — пролезает через щелевидные окна спален и учебных классов — но мало кому удаётся уйти. Мутантские свинодоги высыпаются при свете дня, а потом не дремлют всю ночь.

Малолетние мутанты прекрасно знают, что за участь их ожидает в случае побега, но в школе им оставаться бывает совсем невмоготу. Над ними там измываются как люди-учителя, так и мутанты-надсмотрщики. А главное — английский язык больно сложный, его невозможно как следует выучить.

— И верно. Чудовищный, в общем-то, язык, — не стал спорить профессор этнолингвистики. Причём сам себе улыбнулся.

Хорошо, что его не попросили аргументировать это парадоксальное мнение, ибо изложить его простыми человеческими словами — задача каверзная. Этнолингвисты бы суть ухватили, хотя в большинстве — сочли бы за недопустимое чудачество. Английский язык принято уважать, иногда превыше собственного.

Рябинович продолжал свой пересказ, и Ратко Милорадович вдруг осознал, какой ценный информатор достался солдатам. Ученик Тхе — одиннадцатилетний мутант-ребёнок — был ещё свободен от множества табу, которыми ограждались речь и общение взрослых мутантов. Двое рядовых, которых высокообразованными людьми не назовёшь, вытащили у него такие подробности о бытии мутантского этноса, до которых и за вторую неделю работы не добралась экспедиция профессионалов.

Оказывается, источник жизни и благосостояния мутантов — рабский труд. Работают на мутантов исключительно люди, так как сами мутанты скорее сдохнут, чем согласятся работать. Такова уж базовая жизненная установка носителей мутантской культуры. Работа для них — намного хуже и страшней английского языка.

Отчего же людей-рабов нигде и никогда не видно? И на этот вопрос получен ответ. Хвастать своими личными рабами у мутантов не принято, даже предосудительно. Настолько, что каждый, кому понравился выставленный на обозрение чужой раб, имеет полное право его забрать. Вот мутанты и прячут рабов в специальных сарайчиках, которые выстроены в каждом дворе.