Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

Автономистское стремление «обособить» внутри российского общества пространство еврейской общинной жизни во многом совпадало с усилиями русских либералов и автономистов создать независимое от государства пространство общественной жизни. Подобно тому как слово «интеллигенция» в России второй половины XIX века относилось к людям, вовлеченным в распространение идей и культуры, словом «общественность» в тот же период начинают называться граждане, пытающиеся общественно активными действиями улучшить положение дел в стране[227]. До 1860 года «обществом» именовала себя европеизированная просвещенная аристократия в противоположность «простому народу»[228]. Со временем это понятие демократизировалось: в «общество» вошли разночинцы, и новое понятие «общественность» теперь описывало просвещенную и социально активную часть русского социума. Перемены, происходившие в Российской империи второй половины XIX века (достаточно упомянуть Великие реформы, урбанизацию и экономические преобразования), привели к появлению на социальной арене людей, обладавших профессиональными знаниями, но не вписывавшихся ни в одно из законодательно закрепленных сословий[229]. Этот «третий элемент», определяемый скорее апофатически («не дворянство и не крестьянство»), стал движущей силой многих социальных перемен в России конца XIX — начала XX века, и слово «общественность» приобрело новый смысл: оно стало собирательным именованием выступающей за реформы и труд ради общего блага социальной группы, в которой демократически мыслящая разночинная интеллигенция играла ведущую роль[230]. Иначе говоря, в российском политическом контексте рубежа XIX–XX веков значение этого слова расширяется: оно относится к просвещенной и политически сознательной части социума, заботящейся об общественной пользе и отличающейся гражданской ответственностью[231]. Хотя в английском языке эквивалента для этого понятия нет, в недавних англоязычных исследованиях им описывалась группа, «идентичность которой определяется глубокой убежденностью в том, что российская нация не тождественна российскому государству, а будущее России зависит от того, удастся ли достичь подлинного равновесия между самостоятельными общественными инициативами и государственной властью»[232].

Теории «общественности» выросли из споров 1860–1890-х годов о самостоятельности земств, которые были учреждены в 1864 году как местные бессословные органы самоуправления в двух третях губерний европейской части России (на Польшу «Положение о губернских и уездных земских учреждениях» не распространялось). Во второй половине XIX века многие российские либеральные философы, в том числе Владимир Соловьев, писали о необходимости создавать «общественные организации», призванные трудиться ради общего блага. Примерно тогда же Борис Чичерин доказывал, что государство и общество — полностью автономные «сферы». Чичерин пришел к конституционализму только в 1900 году, однако его теория гражданского общества, согласно которой граждане призваны создавать самостоятельную общественную жизнь, была сформулирована гораздо раньше[233]. Благодаря этим и многим другим мыслителям, идеи самоуправления, способного преобразовать Россию и взять на себя многие государственные функции, постепенно завладевали умами не только либералов, но и консерваторов.

Российский опыт земств убеждал руководителей еврейских общин в действенности структур местного самоуправления. «Положения о земствах» основывались на восходящей к славянофильским идеям «теории общественного самоуправления», которая закрепляла как самостоятельность земств, так и их обязанности перед народом[234]. Возникновение земских структур, равно как и появление самостоятельных, не государством учрежденных организаций во многом лишало чиновников столь дорогой для них возможности контролировать общественную жизнь[235]. Хотя после революции 1905 года земства стали более консервативными, в более ранние годы они были оплотом либеральной оппозиции, а в земских школах и больницах работали профессиональные учителя и врачи всех сословий[236]. В земских управах состояли не только дворяне, но и представители тех групп, которые не вписывались в сословные рамки; их профессиональный опыт помогал институционализировать как органы самоуправления, так и «общественность». В России появляется все больше образованных людей, и это качественно меняет политический климат: в начале XX века земские деятели нередко выступают за гражданское равноправие и против абсолютизма[237].