Участие в добровольных объединениях и осознание себя частью общественности не было упражнением в этническом партикуляризме. Скорее наоборот. Эти формы социальной деятельности создавали общедоступную светскую среду для формирования новых групповых идентичностей, основанных на роде занятий, личных интересах и других факторах[247]
. Как альтернативу постоянно сужавшимся возможностям участвовать в местном самоуправлении, служить в адвокатуре, получать высшее образование евреи начинают создавать собственные пространства общественной жизни — литературные и просветительские общества, профессиональные и общинные организации[248]. Параллельно с попытками так или иначе включиться в российскую общественную жизнь они создают собственные добровольные объединения, которые нередко, главным образом в больших городах, где нарастала секуляризация и участились конфликты внутри общин, обеспечивали привлекательную возможность публичной деятельности и укрепляли чувство национальной принадлежности[249]. Появление подобных групп, движимых духом «общественности», несомненно, расшатывало сложившееся социальное устройство и создавало фундамент для новой еврейской общины, основанной на национальной, а не религиозной идентичности.Бесспорно, евреи были не единственным народом Российской империи, который пытался приспособить актуальные интеллектуальные течения к насущным национальным потребностям. Пожалуй, наилучшим примером такого использования новых течений могут служить идеи жившего в XIX веке украинского историка, фольклориста и политического мыслителя Михайло Драгоманова (1841–1895), разработавшего программу децентрализации Российской империи и мыслившего Украину как федерацию общин, в которой украинцы, равно как и другие народы, наделенные равными правами, создадут национальные общинные организации[250]
. Сам Драгоманов называл себя автономистом, федералистом и панславистом. По его убеждению, каждая «подневольная» славянская общность, живущая в обеих, то есть Российской и Австро-Венгерской, империях, должна сперва добиться для себя культурной самостоятельности, от нее перейти к общинной, затем — к местной административной автономии и, наконец, к национальной автономии. Затем такая автономия объединится в федерацию с другими ей подобными[251]. Он подробно описывал каждый из уровней самоуправления и призывал своих единомышленников входить в земства, чтобы отстаивать украинский автономизм[252]. В 1870 году Драгоманов предлагал украинской интеллигенции объединиться и создать собственную «общественность», призванную пролагать путь национальной автономии; та же мысль тридцать лет спустя прозвучит у многих еврейских интеллигентов. Свой «федералистский панславизм» Драгоманов объяснял стремлением стать на сторону славянских народов, часто представлявших собой бесправное меньшинство и потому нуждавшихся в защите национальных прав. «Таким образом, — подытоживал Драгоманов, — это больше чем оборонительная доктрина; прежде всего она служит защите свободы»[253]. Как позднее Дубнов, в своей политической программе Драгоманов опирался на учение Джона Стюарта Милля о либеральных идеалах политической свободы и сопротивлении деспотизму государства[254]. Он был обвинен имперскими властями в сепаратизме и лишен места в Киевском университете[255]. Однако в начале XX века идеи Драгоманова получили дальнейшее развитие у Мыколы Порша, который в 1907 году, опираясь на них, обосновал децентрализацию будущей независимой Украины и создание местных органов самоуправления[256]. Более того, по мнению Марка фон Хагена, именно панславистская федералистская «мечта» о будущем отдельных народов в составе империи заложила основы для более поздних национальных движений, включая сионизм[257].Таким образом, совершенно очевидно, что еврейское автономистское движение, равно как и национальная борьба других находившихся под властью империи народов, во многом переплетается с идеями и деятельностью русских «общественников»: общееврейские организации создавались, чтобы служить народу и добиваться национальной автономии. Убеждение, что подобные структуры будут способствовать становлению самостоятельной нации внутри российского государства, созвучно идеям русских либеральных националистов, полагавших, что русское национальное самосознание не тождественно верноподданническим чувствам к монарху. В зависимости от региона, в котором они жили, евреи, населявшие империю, осознавали себя польскими евреями, украинскими евреями или литваками. Но подобно тому как русские «общественники», отстаивая местное самоуправление, по сути, формировали новое общее национальное сознание, еврейская «общественность» формировала новую групповую идентичность российского еврейства. Эту идентичность пестовали еврейские газеты и журналы, культурные организации и еврейская интеллигенция, участвовавшая в политической деятельности.