Правая сторона

— Но ведь не узнали.

— А вы туда обращались?

— Нет, — признался Артем.

Алику наскучило слушать взрослые разговоры, он перелез к отцу на колени, прижал голову к его груди. Легкие, как пух, волосы колыхались от дыхания отца.

— Стерильно! — говорил Иван, распаляясь. — Слово-то какое аптечное. Было бы стерильно, я бы прибил по всему побережью таблички: тут, мол, товарищи, заповедник. Рыбачить нельзя, зверя стрелять — тоже нельзя. Хотим всю тайгу в неприкосновенности сохранить вашим внучатам и правнучатам. И спал бы спокойно, без забот. Почему не спать? Подплыл браконьер, тот же Клубков, увидел табличку, поскреб в затылке: «Ага, нельзя», — и назад, домой. Да что там! Весь штат охранников можно было бы распустить. А то ведь не увольняет их Глухов, хотя денежки экономить любит.

— Перегибаешь, — в сердцах сказал Артем.

— Может, и перегибаю, — немного остыл Иван. — Я вот сейчас подумал… Представь: вся наша страна — заповедник, и мы — лесники — охраняем самое святое, — сделал пальцы щепоткой, будто держал в них что-то очень нежное. — Ну, ты понял меня? И кто нарушает это наше святое, тот браконьер. Твой мастер, например, браконьер. Согласен?

— Точно. Браконьер, — согласился Артем.

— Тогда почему ты на него акт не составил?

— Я еще не работал помощником лесничего, — попробовал отшутиться Артем, но Иван шутку не принял.

— А в заповеднике посторонних нет. Тут только лесники, ну, и еще браконьеры появляются. Все мы лесники. Директор — лесник, моторист Ларион — хороший или плохой, но лесник. А беда наша как раз в том, что порой мы не чувствуем себя лесниками. Браконьерам и повадно. От них не бежать, не прятаться надо, а ловить. Понял? Ловить. В городе, в деревне, в тайге — везде не давать им плодиться. А кто не браконьер, не лесник, тот… тот… Ну, ты видел, после северянки на берегу много мелкой рыбешки валяется?

— Видел, — осторожно согласился Артем. Он на самом деле часто замечал на песке серебристых рыбешек, которые слабо шевелили плавниками. Удивлялся их появлению, все хотел спросить мужиков, да забывал. Сравнение с ними обидело Артема. Он резко загасил сигарету в консервной банке.

— Эта мелкота боится шторма, жмется к берегу, ее разбивает о камни. Ею мы собак кормим. Куда же ее еще?

— В общем, ясно, — сказал Артем.

— Разозлился? — с интересом посмотрел на него Иван. — Это уже хорошо. Люблю злых, колючих. Наверно, потому, что сам такой. Злиться ты злись, а не забывай: будешь жаться к берегу — выбросит на камни. А потом всю жизнь станешь искать стерильности. Постарайся разобраться в нашей жизни, и будешь человеком, если чью-то сторону примешь. Иначе… — не закончив, махнул рукой, потянулся за сигаретами.

Резко хлопнула створка окна, тугой ветер влетел в комнату, наполняя ее влажным озерным воздухом, пахнущим хвоей и рыбой, видимо, как раз той самой, которой собак кормят.

— Началось! — произнес Иван с явным удовольствием, видя в окне низкое, свесившееся грязными клочьями к озеру небо.

Артем поднялся.

— До дождя бы успеть добежать до дому. Успею?

— Успеешь. Да и дождя-то, видно, не будет. Так, сухая гроза. Теперь они зачастят. С ветром.

— А мама плакала, — пробормотал Алик, протирая глаза.

Отец положил ему руку на голову, пригладил волосы, неотрывно глядя в окно. Тамара сидела на старом месте. Сидела неподвижно, обхватив руками колени. Волосы растрепал ветер, они напоминали пламя костра, казались живым огнем.

В залив ползли волны, тяжелые и темные от ряби. Они ударялись о камни, плющились, отползали назад, готовясь для нового удара, закручивались пружиной.

Над озером стоял грохот.

10

Артем и не думал, что легкие шторы из дешевого ситца так украсят не только окна, всю комнату: потолок, стены, углы. Даже громоздкая русская печь, и та будто принарядилась. Веселый желтый свет, исходящий от окон, мягко сглаживал трещинки и потеки, затушевывал их.

Некрашеные книжные полки пахли сосной, были золотисты. Артем протер тряпочкой корешки книг, которые удалось привезти из города и купить в Ключах, — были, в основном, сборники стихов и учебники по лесному делу. Отошел полюбоваться. Интересно, понравятся ли Рите его столярные изделия? «Должны понравиться, — решил он. — И вообще ей теперь в комнате покажется наряднее». В последнее время он часто думал о Рите, и светло ему становилось в такие минуты.

Он весело подмигнул деревянному соболю, который настороженно глядел на него с полки. Этот корень, отточенный волнами до поразительного сходства со зверьком, Артем нашел на берегу и был благодарен воде за подарок. Там много валялось фигурок зверей, иные пока лишь заготовки. Волнам долго бить их о скалы, катать по песку — ваять волков, медведей, извивающихся змей и другую живность.

Оставалось вымыть пол. Дела этого Артем не любил. Ползая на коленях с тряпкой, злился на себя, что накопил столько грязи. Всюду пыль и собачья шерсть, хоть не пускай в комнату кобеля, пока не вылиняет окончательно.

Только подумал о собаке, Норд добродушно взлаял на крыльце, словно здоровался.

Выскочил на крыльцо с тряпкой в руках, сердце заторопилось. Думал, идет Рита, но встретил Ивана.