Правда

Вильям не был воспитан в духе уважения к Страже. Стражники не принадлежали к его кругу. Да, они приносят пользу, как, например, те же овчарки, ведь кто-то должен — боги тому свидетели! — поддерживать порядок в обществе, но овчарка должна жить на улице, а не в гостиной. Иными словами, Стража являлась прискорбно необходимым подклассом преступных элементов, частью населения с доходом менее тысячи долларов в год, как их неофициально определял лорд де Словв.

Члены семьи Вильяма и их знакомые нарисовали для себя некий умозрительный план города: вот часть, где живут честные горожане, а вот тут можно встретить преступников. И они были потрясены до глубины души… нет, скорее оскорблены, узнав, что Ваймс ориентируется по совсем иной карте. Он специально проинструктировал своих людей заходить в дома исключительно через парадный подъезд, тогда как всякий здравый смысл подсказывал: слугам подобает пользоваться черным ходом[8]. Воистину, этот человек не ведал, что творил.

То, что Витинари сделал Ваймса герцогом, лишний раз говорило о том, что патриций перестал контролировать ситуацию.

Поэтому Вильям был склонен симпатизировать Ваймсу — хотя бы из-за того типа врагов, которых нажил себе командор Стражи. И в то же время по большей части этот человек ассоциировался у него со всякого рода кошмарами. Ваймс, к примеру, был кошмарно воспитан. Кошмарно выглядел. И похоже, все время кошмарно нуждался в выпивке.

Пустомент остановился в центре Главного зала дворца.

— Стойте тут, никуда ни ногой, — сказал он. — А я пойду и…

Но Ваймс уже спускался по широкой лестнице в сопровождении огромного стражника, в котором Вильям узнал капитана Моркоу.

А еще главнокомандующий Стражей кошмарно одевался. И не сказать, что он был плохо одет, но Ваймс словно бы излучал ауру общей неряшливости. Даже шлем на нем выглядел помятым.

Пустомент встретил Ваймса и Моркоу на полпути. Последовал приглушенный обмен репликами, из которого Вильям уловил лишь «Он кто?», слова, несомненно произнесенные голосом Ваймса. Командор мрачно воззрился на Вильяма. Этот взгляд выразил все. Он как будто говорил: «День и так был плохим, а тут еще ты явился…»

Спустившись в зал, Ваймс оглядел Вильяма с головы до ног.

— Тебе чего надо? — осведомился он.

— Я хочу узнать, что здесь произошло, если не возражаете, — сказал Вильям.

— Почему?

— Потому что люди тоже захотят узнать об этом.

— Ха! И так узнают, причем скоро.

— Но от кого, сэр?

Ваймс обошел Вильяма так, словно разглядывал диковинное существо.

— Ты ведь сынок лорда де Словва?

— Да, ваша светлость.

— Достаточно просто «сэр», — резко произнес Ваймс. — И ты выпускаешь этот листок со сплетнями, верно?

— В принципе да, сэр.

— А что ты сделал с сержантом Детритом?

— Всего-навсего записал его слова, сэр.

— Пригрозил ему ручкой, так сказать?

— Сэр?

— Писать о людях всякое… Ц-ц-ц… Из этого ничего хорошего не выйдет.

Ваймс наконец прекратил наматывать круги вокруг Вильяма, но легче от этого не стало. Теперь пылающие мрачной яростью глаза командующего смотрели на Вильяма с расстояния нескольких дюймов.

— День и так выдался не слишком приятным, — сказал Ваймс. — И обещает стать еще хуже. Почему я должен терять время на разговоры с тобой?

— Я могу назвать одну-единственную, но очень вескую причину, — ответил Вильям.

— Валяй.

— Вы должны поговорить со мной, сэр, чтобы я все записал. Аккуратно и правильно. Именно те слова, которые вы произнесете. И вы знаете, кто я и где меня найти, если я что-то навру.

— Значит, я поступлю так, как хочешь ты, а ты поступишь так, как хочешь сам? Ты это пытаешься сказать?

— Я лишь пытаюсь сказать, сэр, что, пока правда надевает башмаки, ложь успевает весь мир обежать.

— Ха! Сам только что придумал?

— Нет, сэр. Но вы знаете, что это именно так.

Ваймс задумался, попыхивая сигарой.

— А ты покажешь мне свою писанину?

— Конечно. Вы получите один из первых экземпляров листка, свежеотпечатанный.

— Я имел в виду: до того, как твои записи будут отпечатаны. И ты меня прекрасно понял.

— Честно говоря, не думаю, что я обязан это делать, сэр.

— Я — командующий Городской Стражей, юноша.

— Да, сэр. А я — нет. По-моему, это многое объясняет, но, если нужно, я могу придумать и другие причины.

Ваймс смотрел на него слишком долго. Потом уже несколько другим тоном произнес: