Правда

— Я страшно сожалею, — сказал он.

«А вот это, — мгновенно согласился внутренний редактор, — вполне невинная ложь». Как «спасибо», сказанное тете за такой милый носовой платочек. Все хорошо. Все хорошо… Вильям осторожно выпустил Сахариссу из своих объятий и попытался подняться на непослушные ноги. Гномы тоже пытались принять вертикальное положение. Некоторых громко рвало.

Тело Отто лежало на полу. Брат Кноп, убегая, успел-таки нанести один точный удар, перерезавший вампиру шею.

— О боги… — пробормотал Вильям. — Какая ужасная потеря…

— В смысле головы? — спросил Боддони, всегда недолюбливавший вампира. — Да, полагаю, можно и так выразиться.

— Мы… должны что-то для него сделать…

— Правда?

— Да! Если бы он не додумался использовать угрей, меня бы непременно убили!

— Извиняйт? Покорнейше извиняйт? Монотонный голос доносился из-под верстака отпечатников. Хорошагора опустился на колени.

— О нет… — пробормотал он.

— Что там такое? — спросил Вильям.

— Там… э… Отто.

— Извиняйт еще раз, но не помогайт вы мне выбираться отсюда?

Хорошагора, поморщившись, запустил руку в темноту, из которой продолжал доноситься голос Отто:

— О майи готт, здесь мертвая крыса лежайт, кто-то, должно быть, роняйт недоедаемый обед, какая противность… Найн, найн, только не за ухо, не за ухо! За волосы, битте…

Рука гнома появилась из-под верстака, вытащив на свет (за волосы, как и было попрошено) голову Отто с бешено вращающимися глазами.

— Все цел-неповредим? — спросил вампир. — Мы вставайт на волосок от погибели.

— Отто, с тобой… все в порядке? — осторожно спросил Вильям, про себя осознавая, что этот вопрос мог бы завоевать первый приз на конкурсе «Сморозь Глупость».

— Что? О, йа. Похоже, что йа. Не на что пожаловаться. Йа полный порядок. Просто слегка теряйт голову, что ист небольшой недостаток…

— Это не Отто, — сказала Сахарисса. Ее слегка потряхивало.

— А кто ж еще? — возразил Вильям. — Ну, в смысле, кто еще мог…

— Отто был выше, — ответила Сахарисса и рассмеялась.

Гномы тоже рассмеялись. В такой момент они готовы были смеяться по причине или без. Однако Отто, похоже, было не до смеха.

— Йа, хо-хо-хо, — сказал он. — Знаменитое анк-морпоркское ощущение юмора. Каковая смешная шутка. Хохотайте на здоровье, не позволяйте мне помешать.

Сахарисса уже задыхалась. Вильям осторожно обнял ее за плечи, потому что от такого смеха и умереть было недолго. И вдруг она разрыдалась, громко всхлипывая между приступами смеха.

— Я чуть не умерла… — прорыдала она.

— А по-моему, это чуть не происходийт со мной, — отозвался Отто. — Герр Хорошагора, битте, поднеси меня мое тело. Оно должно лежайт где-то в окрестностях.

— Ты… мы… Может, тебя как-нибудь пришить? — попытался сформулировать вопрос Хорошагора.

— Найн, на нас быстро все заживайт, — ответил Отто. — А, вот оно. Битте, покладайт меня возле меня. И повернитесь прочь. Йа немного неловко ощущайт себя. Словно ходить по воду. Вы меня понимайт?

Гномы, все еще не пришедшие в себя от побочных эффектов темного света, подчинились. И буквально через мгновение услышали:

— Можно обращаться взад.

Собравшийся воедино Отто уже принял сидячее положение и сейчас вытирал шею носовым платком.

— Этого маловато, — пояснил он, увидев удивленные лица. — Нужно еще кол сердце вонзайт. А теперь рассказывайт, что это бывайт? Гном говорийт, йа просто отвлекайт внимание…

— Мы же не знали, что ты воспользуешься темным светом! — рявкнул Хорошагора.

— Прошевайт прощения? Йа наготове имейт только сухопутные угри, а вы кричайт: шнелль-шнелль! По-вашему, что мне поделывайт? Йа ведь повязал!

— Этот свет приносит несчастье! — воскликнул гном по имени Дрема.

— Йа? Вы так думайт? Однако воротник у рубашка йа буду стирайт! — резко произнес Отто.

Вильям, как мог, попытался успокоить Сахариссу, которая все еще дрожала.

— Кто это были? — спросила она.

— Я не знаю точно, но им определенно была нужна собака Витинари.

— Зато я знаю точно: эта «сестра» — не настоящая монахиня, понятно?!

— Сестра Йеннифер выглядела очень странно, — уклончиво согласился Вильям, не желая вдаваться в подробности.

— Правда, у меня в школе учителя были еще хуже, — фыркнула Сахарисса. — От сестры Жертвенницы доски коробились… В смысле, от ее языка. И я уверена, что «ять» — это плохая буква. По крайней мере, та «сестра» использовала эту букву именно в таком значении. То есть чтобы все поняли: эта буква — плохая. А тот священнослужитель? У него был нож!

Тем временем Отто грозили большие неприятности.

— И при помощи этих угрей ты делал картинки? — спросил Хорошагора.

— Йа, а что?

Гномы принялись хлопать себя по ляжкам, отворачиваться в сторону, то есть разыгрывать обычное немое представление, которое призвано дать понять: не, ну есть же на свете такие идиоты, просто даже не верится!

— Ты же знал, что это опасно! — воскликнул Хорошагора.