Правда

Вежливо расспросив семью, с несчастным видом смотревшую на то, как валивший из окон дым сменяется паром, Вильям выяснил, что пожар был таинственно вызван таинственным самовозгоранием сковороды, доверху заполненной таинственным кипящим маслом.

Затем Вильям отошел в сторонку, предоставив семье возможность ковыряться в обугленных останках домашней утвари.

— Обычная история, — подытожил он, убирая блокнот. — Но я почему-то чувствую себя немного вампиром… О, извини.

— Все ист нормально, — успокоил его Отто. — Йа понимаю. И йа ист благодарен тебе за эта работа. Она означайт для меня очень многое. Особенно когда йа наблюдайт твое нервничанье. Которое, конечно, понимаемо.

— И вовсе я не нервничаю! Я хорошо отношусь к другим видам и отлично с ними лажу! — горячо воскликнул Вильям.

Выражение лица Отто было вполне миролюбивым, но улыбка была какой-то… пронзающей, какой может быть только улыбка вампира.

— О, йа замечайт, как ты со всеми силами пытайся дружевабельно относиться к гномам. И ко мне ты относиться по доброте. Йа понимайт, это требовайт зер большие усилия, что весьма похваляемо…

Вильям открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.

— Ну хорошо, хорошо, — согласился он. — Но меня так воспитали, понятно? Мой отец всегда ратовал за человечность, ну, я не совсем правильно выразился, не за человечность как способ отношения к окружающему миру… он скорее был против…

— Йа, йа. Это понимаемо.

— В таком случае давай закончим этот разговор. Человек сам решает свою судьбу!

— Йа, йа, конечно. Но если ты хотейт совет о женщинах, всегда обращевайся.

— А почему я должен спрашивать у тебя совета насчет… женщин?

— О, никакого долженствования, никакого, — откликнулся Отто с невинным видом.

— Ты же вампир. Какой совет может дать вампир по поводу женщин?

— О боги, просыпайся и нюхай чеснок! Какие истории йа мог бы порассказывайт… — Отто вдруг замолчал. — Но не буду, ведь йа меняйся, после того как понимайт прекрасность дневного света. — Он подтолкнул локтем красного от смущения Вильяма. — Могу только говорийт, они не всегда кричайт.

— Несколько бестактное замечание, тебе не кажется?

— О, все это бывайт старые дурные времена, — поспешил добавить Отто. — А теперь нет ничего хорошее кружки какао и задушевной дружной песни под фисгармонию. Йа уверяйт. Ничего хорошее. Имей мое слово.

Вернуться в контору, чтобы написать статью, оказалось не так-то просто. Ведь сначала надо было попасть на Тусклую улицу, а это было весьма затруднительно.

Отто остановился рядом с замершим в изумлении Вильямом.

— Полагайт, сами мы просийт, — констатировал он. — Двадцать пять долларов ист большие деньги.

— Что?! — крикнул Вильям.

— ЙА ГОВОРИТ, ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ДОЛЛАРОВ ИСТ БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ!

— ЧТО?!

Мимо них постоянно шли люди. С собаками. Каждый пришедший на Тусклую улицу нес собаку, вел собаку на поводке, или собака тащила его, или его злобно грызла собака, принадлежавшая кому-нибудь другому. Лай перестал быть просто звуком, он превратился в ощутимую силу, которая била по ушам ураганом, пролетевшим над свалкой металлолома.

Вильям затащил вампира в дверную нишу, где шум снизился до пределов обычной невыносимости.

— Ты можешь что-нибудь сделать? — заорал он Отто прямо в ухо. — Иначе нам туда не пробиться.

— Сделайт? Йа?

— Ну, о детях ночи всякое говорят…

— А, ты про это, — мрачно произнес Отто. — На самом деле таково чересчур шаблонное представление, понимайт? Почему ты не просийт меня превращайтся в летучую мышь, если на то ходийт? Йа же говорийт, что подобные вещи больше не практиковайт!

— А у тебя есть идея получше?

В нескольких футах от них ротвейлер пытался сожрать спаниеля.

— Ну ладно, — сдался Отто и небрежно взмахнул руками.

Лай мгновенно стих. А потом каждая собака села и завыла.

— Не слишком большое улучшение, — констатировал Вильям, шагая по улице быстрым шагом. — Но по крайней мере, они перестали драться.

— Йа просийт прощенья, — сказал Отто. — Можешь вбивайт в меня кол. Хотя мне представайт несколько весьма неприятные минут, когда йа объясняйт все это на следующей встрече… Да, мы не сравнивайт это с… неполагающимся насыщением, но и про видимая сторона проблемы тоже не следовайт забывать…

Они перелезли через полусгнивший забор и вошли в сарай через заднюю дверь.

Тем временем через другую дверь в сарай пытались проникнуть собаковладельцы, и сдерживала их только баррикада из письменных столов. А сразу за баррикадой держала оборону Сахарисса, на лице которой было написано отчаяние. Море человеческих лиц и собачьих морд грозило вот-вот захлестнуть отпечатню. Сквозь дикий шум Вильям едва мог расслышать ее голос.

— …Нет, это пудель. Он совсем не похож на собаку, которую мы разыскиваем…

— …Нет, это не то, что мы ищем. Откуда я знаю? Потому что это — кошка. Тогда почему она умывается? Нет, простите, собаки так не поступают…

— …Нет, мадам, это бульдог…

— …Нет, это совсем не то. Да, господин, совершенно уверена, потому что это попугай, вот почему. Ты научил его лаять и написал «ПеС» на боку, но это по-прежнему попугай…