Правда и другая ложь

Обрадин вышел в море не для того, чтобы ловить рыбу, а чтобы привести в порядок свои мысли. Куттер двигался еле-еле – надо было поберечь двигатель. Когда берег скрылся из вида, Обрадин заглушил мотор и отдал куттер на волю течения. Усевшись на баке, он принялся коптить боснийскую щуку. Да, наверное, он все же ошибся. Машина, которую он видел вчера ночью, не была машиной Генри. Следовательно, за рулем был не Генри, а его двойник на украденном «Мазерати». Все это было не более чем тревожным сном, включая и выкуренные сигареты, которые его жена Хельга собрала с подоконника и положила на его ночной столик.

Но даже если все это ему не привиделось, и скорее всего так оно и было, то любой человек может ехать ночью с выключенными фарами куда ему угодно, а его жена может утопиться где хочет и когда хочет. Простое совпадение, которое к тому же никого не касается. Если бы не велосипед.

Перед восходом солнца, поспав всего час, Обрадин проснулся и тотчас встал. Тихо одевшись, он уже через несколько минут шагал к гавани. «Дрина» неспешно покачивалась на волнах у мола. Обрадин проверил канаты, осмотрел сети, открыл и закрыл люки, убедился в исправности якоря, а затем вылез на мол, вскарабкавшись на бетонный волнолом, возведенный подневольными рабочими в последние месяцы войны.

Солнце выкатилось из-за горизонта. Несколько сотен метров до берега Обрадин прошел пешком. Серб сразу узнал велосипед Марты, прислоненный к камню. На этом велосипеде женщина ежедневно ездила к бухте мимо его лавки. Правда, она никогда не появлялась раньше полудня. Рядом с велосипедом лежала аккуратно сложенная одежда. Обрадин ладонью прикрыл глаза от слепящих лучей взошедшего солнца. Он обошел берег в поисках жены Генри и, никого не найдя, вернулся на куттер.

Обрадин проследил взглядом за бакланом, пролетевшим над радиомачтой к берегу, и завел дизель. Течением судно отнесло на пару морских миль в открытое море. Тихим ходом Обрадин вернулся в бухту, привязал «Дрину» к причалу и через несколько минут появился в своей рыбной лавке.

– Дизель умер, – сказал он. – Без куттера нам конец.

Не говоря больше ни слова, он прошел мимо Хельги, которая, как обычно, болтала по телефону, открыл люк в полу и спустился в погреб. Он вылез оттуда с кувшином сливовицы и ногой закрыл люк.

Хельга прикрыла трубку ладонью.

– Что ты задумал?

– А ты как думаешь?

– Что будет с лавкой?

– Мы ее закроем.

– Но, может быть, попробуем с рыбным супом?

– Из этого ничего не выйдет.

– Когда ты вернешься?

Обрадин обошел разделочный стол, погладил волосатыми пальцами свою Хельгу по щеке и поцеловал в губы.

– Ты же сама знаешь.

Хельге понадобилось всего несколько минут, чтобы дозвониться до егеря и врача в соседнем городке. Они должны были подготовиться, чтобы через пару часов вернуть все в привычное русло. Врач собрал свой саквояж, а егерь достал из шкафа винтовку с оптическим прицелом.

* * *

Бледный, небритый Генри стоял в резиновых сапогах перед домом. Рубашка небрежно выбилась из штанов. Он опирался на лопату, когда увидел появившийся на холме автомобиль Мореани. «Ягуар» мчался по дороге, оставляя за собой облако пыли. Уже издали Генри заметил, что Мореани приехал не один. Пончо с громким лаем бросился навстречу машине. Когда она подъехала к дому и остановилась, Генри наконец понял, что на пассажирском месте сидит Бетти. Она не выказывала никакого желания выходить. Пончо нетерпеливо встал на задние лапы и заглянул в салон, ткнувшись носом в стекло.

Мужчины молча обнялись. Розовые щеки Мореани, обрамленные седыми бакенбардами, пахли «Олд-спайсом». Генри посмотрел на Бетти. Почему она не выходит? Она все рассказала Мореани? Издатель отстранился от Генри и посмотрел на него покрасневшими увлажнившимися глазами.

– Я просто не знаю, что сказать.

Генри хлопнул его по плечу:

– Разве надо что-то говорить?

– Я попросил Бетти поехать со мной. Она была у меня в кабинете, когда ты позвонил.

Генри открыл дверь «Ягуара» и протянул руку Бетти, чтобы помочь ей выйти. Из машины хлынул аромат ландыша. Она ощутила его предостерегающее пожатие. Он царапнул небритым подбородком ее щеку. Они поцеловались, как брат с сестрой, и Бетти остро ощутила тянущую боль внизу живота.

– Постарайся не возненавидеть меня, любимый.

– Я люблю тебя. Как чувствует себя наше дитя?

– Он уже вовсю шевелится, и я хорошо это ощущаю.

– Ты ничего не говорила Мореани?

– Конечно, нет. Ты уверен, что она мертва?

Генри отчужденно посмотрел в глаза Бетти.

– Ты хочешь, чтобы она вернулась? – тихо спросил он.

В мастерской Генри пахло застоявшимся табаком. Рукопись лежала на письменном столе рядом с пишущей машинкой. Рядом с рукописью была брошена перьевая ручка и аккуратно свернутая резиновая ленточка. Жалюзи на большом панорамном окне были приспущены. Пол был усеян исписанными и смятыми листками бумаги.