Правда и другая ложь

«Cтарая гавань» была единственным в округе рестораном, удостоенным «Звезды Мишлена». Выдающаяся в море терраса, построенная из реставрированного старинного парусного судна, возвышалась над водой на массивных, просмоленных дубовых опорах. Отсюда гости могли любоваться заходящим за морской горизонт солнцем, наслаждаясь при этом специальным блюдом заведения – «Эликсир утешения страждущего».

Генри остановил свой «Мазерати» рядом с открытым «Бентли» перед рестораном «Тюдор Грей» и пешком пересек засыпанную мелким, тщательно разровненным гравием парковку, пройдя мимо выставки истории автомобилей. Рукава рубашки были засучены, пиджак он небрежно перебросил через плечо. Генри только что принял душ, имел изрядный аппетит и наслаждался ароматом лосьона после бритья. Он, пружинисто перепрыгивая через две ступеньки, поднялся в обшитый сандаловым деревом вестибюль «Старой гавани». Тот, кто, как он, равнодушно проходит мимо ряда статусных автомобилей, не чувствуя при этом зависти и собственной неполноценности, достиг в жизни чего-то стоящего.

Несмотря на то что Генри был в темных очках, обер-кельнер сразу его узнал и усадил за расположенный в отдалении от общего зала «Столик для двоих», откуда было хорошо видно, как пылающий небесный шар садится в океан, и к тому же просматривались все входящие в ресторан гости. Между столиками было достаточно места для того, чтобы вытянуть ноги и в любой момент без затруднений уйти. Концепция «простого обеда» требовала облегченного дресс-кода. Большинство мужчин были обуты в полотняные туфли, как Генри, щеголяли темными очками, как Генри, и дорогими часами, как Генри. Здесь все были свои, вечно молодые 50+, как выражаются в наши дни. На белой скатерти перед Генри стояли два бокала для воды на высоких ножках, два прибора, две мелких тарелочки для закуски и безупречные льняные салфетки. Он посмотрел на часы. Было восемнадцать сорок шесть. Он явился на четверть часа раньше.

Бетти читала целый день. Окна ее кабинета были закрыты рольставнями, и она только один раз вышла в комнату отдыха, чтобы заварить мятный чай. Перевернув последнюю страницу, она оцепенела от изумления. «Этого не может быть, – произнесла она вслух, – просто не может быть». Роман «Белая мгла» оказался невероятно увлекательным и напряженным. Но конца романа не было. Не было и слова «Конец». Влажными от волнения пальцами Бетти перелистала последние страницы. Вот-вот должна была наступить развязка, но роман на этом просто обрывался. Бетти тупо уставилась на большой чистый лист, словно стараясь разглядеть на нем точку, содержащую развязку, но вместо точки был только след побывавшей на листе мухи.

Существуют непроверенные сведения о том, что друзья драматурга Чехова неоднократно пытались взломать его кабинет, чтобы спасти бесценные окончания его гениальных рассказов. Чехов был известен тем, что оставлял в своих рассказах лишь необходимый минимум текста и по окончании работы убирал начала и концы, поскольку считал, что они не являются необходимыми частями сюжета. Так, иной читатель его рассказа «Дама с собачкой» вдруг с ужасом убеждается, что дошел уже до последней страницы, когда мучительная любовь двух одиноких людей возвышается над условностями и извечной русской медлительностью, чтобы наконец разрешиться в опьянении… и тут наступает конец. Заключение, финал. Все. Точка поставлена. Желанный конец, апогей уже не является частью произведения. Это ужасно, но с этим приходится мириться.

Бетти подавила желание немедленно позвонить Генри. Наверное, он просто забыл приложить окончание, может быть, целую последнюю главу. «Роман окончен», – сказал он и при этом загадочно усмехнулся. Возможно, он нарочно утаил окончание, чтобы помучить ее. Но это совершенно нелогично. Данный роман отличался от всех предыдущих его произведений. Он был более страстным в деталях, более чувственным, но без окончания терялось ощущение его цельности. «Невозможно поверить, что такую страсть мог выплескивать на бумагу тип, надежно закованный в броню равнодушия», – думала Бетти, допивая остатки мятного чая.

Генри нарисовал в романе ее портрет. Бетти узнала себя с первой страницы. Мужчина, который считал ее убийцей и не испытывал ни малейших чувств к своему ребенку, написал очень точный и вызывающий любовь и сочувствие ее портрет. Редактор должен уметь профессионально отделять человека от его произведения. Личность, а не человек отражается в произведении художника. Надо любить Генри, не зная его. Эти слова сказала ей Марта на прощание, уже стоя в дверях. Марта так и любила его – таким, каким он был, – человека, которого не знала.