С государственным переворотом брюмера французская добрая буржуазия перепоручила политическую власть Бонапарту, чтобы не отдать ее в руки роялистов или якобинцев. Официально Наполеон стал единоличным правителем Франции, но на самом деле он был на службе у крупных «деловых людей» и прежде всего банкиров из высшей буржуазии. В области финансов не только он, но и все французское государство было поставлено в зависимость от частных лиц — от учреждения, которое было и остается собственностью самой могущественной элиты страны, даже несмотря на то, что этот факт завуалирован с помощью названия, которое создавало впечатление, что это государственное учреждение — Банк де Франс. Именно эти банкиры и предоставили под высокие проценты те деньги, которые были нужны корсиканцу, чтобы править Францией, чтобы вооружаться и вести войну — и чтобы с большой помпой играть императора. Поэтому он правил с учетом интересов собственников земельных участков и других капиталов. Свое уважение к частной собственности — краеугольному камню либеральной идеологии — Наполеон продемонстрировал впечатляющими усилиями по продвижению интересов буржуазии: в 1802 году он восстановил рабство, отмененное Робеспьером. Он послал армию в Сен-Доминго, чтобы бороться с мятежными рабами, но эта экспедиция провалилась, так что в 1804 году появилось первое в мире свободное государство бывших рабов — Гаити.
Наполеон также был выбран за его прекрасные антимонархические «верительные грамоты», потому что, когда он был офицером в Париже в 1795 году, он «железной рукой» рассеял группу протестующих роялистов.
Однако в отношении монархистов и других контрреволюционеров в дополнение к «кнуту» репрессий он также использовал «пряник» уступок и примирения. Аристократические эмигранты, которым после наступления термидорианской реакции было позволено вернуться в страну, например, получили свою долю в прибыли собственнического класса, полученной при его правлении. Многие из них смогли вернуться в свои замки в сельской местности, вместе со священниками и местными сановниками, чтобы снова управлять крестьянами. Таким образом, они научились жить при наполеоновской системе. С контрреволюционно настроенной по самой своей природе католической церковью Наполеон достиг договора, заключив конкордат с Папой Римским. Кроме того, хотя католицизм не мог быть объявлен государственной религией, но все же он оставался признанной религией большинства французов. Следовательно, он получил финансовую поддержку имперского государства.
Чтобы преодолеть якобинскую опасность, Наполеон охотно использовал инструмент, к которому уже раньше апеллировали жирондисты: войну. Когда речь заходит о диктатуре Бонапарта, да даже и о Директории, они вызывают у нас, в отличие от 1789–1794 годов, ассоциации не столько с революционными событиями во французской столице, сколько с бесконечной чередой сражений далеко от Парижа и во многих случаях — далеко за пределами Франции.
Это не случайно, потому что войны были очень полезны как инструмент для достижения основной цели буржуазной реакции против радикального эксперимента Робеспьера: закрепления результатов буржуазной революция 1791 года и предотвращения как возвращения к старому режиму, так и повторения 1793 года.
Робеспьер и «монтаньяры» хотели не только защитить революцию, но и углубить ее. Это означало, что их революция оставалась в пределах Франции и особенно — сердца Франции, ее столицы Парижа. Неслучайно обезглавливания, с которыми так ассоциируется радикальная революция, происходили в середине площади в самом центре города и в самом центре страны. Желая направить их собственную энергию и энергию санкюлотов и всех истинных революционеров на «интернализацию» (углубление революции внутрь), Робеспьер и его якобинские соратники, в отличие от жирондистов, были в принципе против ведения международных войн. Они считали это пустой тратой революционных сил, энергии и опасностью для революции.
Бесконечный ряд войн, которые вела сначала Директория, а потом особенно Бонапарт, были «экспортом» буржуазной революции, достигшей своего апогея в 1791 году, цель которого состояла в том, чтобы предотвратить такую ее радикализацию, какая произошла в 1793 году. То есть, для того, чтобы покончить с революцией в самой Франции, термидорианцы, а затем и Наполеон оторвали революцию от ее парижской колыбели и экспортировали ее в остальную Европу.