Финансовая группа «Новая Европа» расширяла своё присутствие в «периферийных европейских странах» — от Чехии до Эстонии. Проект шёл непросто: приходилось решать множество вопросов как с брюссельской бюрократией, так и с национальными правительствами. Но усилия давали свои результаты, и группа развивала сеть дочерних банков.
Обстоятельства сложились таким образом, что человек, планировавшийся на должность второго лица в структуре службы безопасности «Новой Европы», умер от инфаркта. Внезапно. Поиск на скамейке запасных ничего не дал: необходимый набор компетенций был нетривиальным. Был нужен специалист, хорошо знающий кухню МакБейнли и способный наладить нечто подобное в новой структуре. О передаче функций безопасности на сторону речь не шла. «Новая Европа» намеревалась оставить управление соответствующими вопросами исключительно за собой.
И тогда кто-то вспомнил о толковом человеке из МакБейнли.
Чтобы принять предложение, Разумовскому пришлось поменять убеждения. На противоположные. Он сумел справиться с задачей примерно за полчаса. И это было самое простое. Потому что по мере знакомства с новыми обязанностями всё яснее приходило понимание того, что далеко не во всех областях знаний его опыта хватает.
Но сейчас уже Марк чувствовал: может справиться. Всё впереди, и он ещё всем покажет.
Внезапно в голову ему пришла мысль, что всё не так уж и плохо в этой жизни. Мысль была не вполне очевидной, но и отвергать её не было причин.
— Всё хорошо, — подумал Марк, делая очередной глоток.
17:00. Гусин
Через решётку проник лучик солнышка. Включили батареи, и в камере стало тепло. По сравнению со штрафным изолятором здесь был просто рай. Вечером кум угостил сигаретами и печеньем. За кое-какую сообщённую ему информацию обещал походатайствовать в своё время об условно-досрочном освобождении. И самое главное, вроде как поход к начальнику оперативной части остался незамеченным для сокамерников. Роман Гусин отхлебнул крепкого чаю из эмалированной кружки.
— Всё хорошо, — подумал он.
01:15. Степаниди. Юрьев
Степаниди расправлялся с шашлыком, как лев с добычей. Юрьев аж залюбовался этим зрелищем.
— И что же со средствами на счетах в Гонконге? — спросил он, прикончив наконец порцию.
— Пока ничего, — признал Юрьев. — Картину мы, конечно, исследовали. Даже просвечивали рентгеном. На оригинале нашли иероглифы. Чёрным по чёрному. Обычный глаз не увидит. Но против современной аппаратуры эти приёмы — слону дробина. Прочли. Там даже шифра не было. Название банка и номер счёта. На мандаринском диалекте.
— Зачем такие сложности? — не понял фотограф.
— Кто ж его знает? Хотя у Зверобоева есть своя версия. Он считает, что Разумовский-старший не хотел знать номер счёта. Принципиально. Не был человек уверен в себе до конца и искушению подвергаться не хотел. Большие деньги — большой соблазн. Он возил китайскую надпись с собой. А когда понял, что задумывается о её расшифровке, попросил Апятова нарисовать эти иероглифы на картине — чёрным по чёрному. Чтобы их никто не мог увидеть, кроме Зои с её особым зрением. Ей доверял больше, чем себе.
— Ох женщины! — воскликнул Георгий Константинович. — Ну и где презренный металл?
— В банке, — вздохнул Алексей Михайлович. — Мы его нашли. И даже выяснили, что счёт существует и на нём что-то хранится. Но они требуют какой-то знак. Что-то вроде PIN-кода или пароля. Судя по всему, он спрятан на фотографии Родионова. Но, к сожалению, обнаружить его мы пока не сумели. Честно говоря, и не до того было. Одна эта история с Шагалом…
— Не понимаю, что вы так напряглись по поводу Шагала? — бросил Георгий Константинович. — Ну, Шагал. Это же не фотография! — Он наставительно поднял палец.
— Это работа первого ряда, такие на рынке не появлялись очень давно… — начал было Юрьев, но потом махнул рукой. — Короче, мы взяли вещь по минимальной цене. Не то чтобы даром… но по-дружески. Хотя на экспертизы потратиться пришлось… Мстиславский чуть с ума не сошёл.
— Ну хоть теперь-то он успокоился? — Степаниди просто, как бы между делом, махнул водочки. — Левон-джан, ещё кизиловой! Столько же!
Георгий Константинович запустил вилку в грибочки, добыл груздь и съел.
— Куда там! Теперь хочет полотно Хаима Сутина. Интересный персонаж, если не слышал. Земляк и приятель Шагала, друг Модильяни. Несколько лет как одержимый жил и писал на юге Франции, бедствовал. А потом чуть не полсотни работ купил у него богатый американец. Появились деньги, пришла известность…
— Обычная история, — отрезал Степаниди. — Знаешь что? Давай выпьем. За искусство!
— За искусство мы ещё успеем, — сказал Юрьев. — Но сама идея мне нравится. Вот что, — решил он. — Предлагаю поднять рюмки за то, что у нас всё хорошо. По крайней мере, сейчас.