Правда или борода

Я кашлянул, чтобы удержаться от стона, а потом зажмурился и сжал переносицу, вспоминая, что мы обсуждали в машине. Это была ошибка: в памяти тут же возник образ Джесс на капотеMustang: доверие в ее глазах и умопомрачительная страсть.

Я не шутил, сказав, что она мне очень нравится безрассудной и безудержной. Джесс хорошая девушка, и я не хотел, чтобы она сдерживала свои порывы. Поэтому надо побыстрее выбирать место, где мы могли бы без помех побыть вдвоем несколько дней и все сделать правильно.

Признаюсь, мною руководили не только благородные мотивы – нужно было что-то делать с не желавшей ослабевать эрекцией. Искреннее признание Джесс только раздувало пламя:

Я стараюсь не форсировать события, но это нелегко.

Ты мне очень нравишься.

Я постоянно о тебе думаю.

Я по тебе ужасно скучала.

Мне с тобой так хорошо…

Я стараюсь уважать тебя и твои желания.

– Так что там о Тине? – спросила Джесс, прервав процесс подкидывания дровишек в мой костер.

Я кивнул и, громко выдохнув, открыл глаза. Джесс смотрела на меня с таким доверием и обожанием, что я едва не ущипнул себя. Это не сон, но ведь придет день, когда она уедет.

– О Тине… – Я снова кашлянул.

Джесс подхватила:

– Я спросила, почему ты с ней был целых пять лет, если между вами не было любви. Почему ты больше никого не искал, не пробовал встречаться с другими?

«А какой в этом смысл? Другие – это не ты».

Помедлив, я выбрал одну из удобных версий правды:

– Пожалуй, из лени и привычки. Тина с самого начала знала, что я не хотел серьезных отношений ни с ней, ни с кем другим. Повторяю, она никогда не была моей девушкой.

Уголки губ Джесс сползли вниз. Она прищурилась, глядя мне то в один глаз, то в другой.

– И тебе никогда никто не нравился?

– Мне нравишься ты, – вырвалось у меня. Ее бесстрашная честность разбудила во мне ответную искренность.

– Хм…

– Что – «хм»?

– Да вот «хм».

– Почему «хм»?

– Потому «хм», что, мне кажется, ты украл у себя пять лет жизни и массу прекрасных возможностей. Ты мог с кем-то познакомиться, влюбиться и быть любимым, но ты будто сдался еще до начала.

– Я не сдавался, а выжидал.

– Чего? Кого? Подсказки сердца, что ли?

– Не просто подсказки, а тебя.

Выразительные глаза Джесс расширились, и она заморгала.

– То есть ты ждал меня?

Мне еще предстояло дорасти до беспощадной честности Джесс, но все-таки я это сказал. И сказав это вслух, не собирался брать свои слова обратно.

– Да. Встречаться с другими не было смысла, потому что все они – не ты.

Лицо ее вытянулось. Ей будто стало и весело, и грустно одновременно.

– Дуэйн… – голос Джесс звучал сразу и горестно, и окрыленно. – Что же мне с тобой делать?

«Останься…»

Но я не собирался этого говорить. Просить остаться означало бы отобрать у нее мечту.

Поэтому я пожал плечами:

– Можешь купить мне пирог.

Джесс слезла со стула и подошла вплотную, остановившись между моих расставленных коленей. Обняв меня за шею, она крепко прижалась и прошептала на ухо:

– Ты сирена, которой не нужно петь.

Я засмеялся, обнял ее в ответ и поцеловал в щеку. Отчего-то в горле возник комок. В голове все путалось. Желания, знания и долг никак не состыковывались.

Я хотел, чтобы она осталась.

Я знал, что ей нужно уехать.

Я должен помнить, что каждый новый день приближает нас к концу отношений, иначе ее отъезд меня доконает. Может, это нечестно – заставлять Джесс терять голову, если сам я твердо намерен сохранить хладнокровие, но этого требовало самосохранение.

Джесс стиснула меня в объятьях еще раз и отстранилась. А я разрывался между вынужденной немотой и огромным искушением махнуть рукой на инстинкт выживания.

Джесс снова улыбнулась мне с обожанием:

– Я за пирогами, сейчас вернусь.

Я отпустил ее, и она поспешила на кухню. Я проводил ее взглядом до конца стойки и долго не сводил глаз с болтающейся створки двери. Наконец плотный ком в горле, мешавший дышать, уменьшился, а болезненное желание сдаться сменилось холодной уверенностью в том, что я не имею на это права. Это было бы нечестно по отношению и ко мне, и к Джесс, потому что тогда я принялся бы умолять ее остаться.

– Ох ты, гляньте, кто у нас тут сидит!

Я напрягся и медленно обернулся, не выругавшись, хотя и очень хотелось. Я совсем не горел желанием снова видеться с Репо.

– Репо, – сказал я вместо приветствия, не скрывая раздражения, и оглядел его компанию.

С ним была парочка молокососов, которых я не узнал, но меня здорово удивило присутствие сына Кипа Сильвестра Айзека. Он был на год старше меня и, насколько мне помнилось, служил в армии. Стало быть, вернулся.

У меня появились нехорошие мысли. Например, что папаша – директор школы и светская львица мамаша думают об увлечении сыночка «Призраками», но тут мой взгляд упал на Тину.

Я едва не вытаращил глаза, потому что Тина призывно глядела на меня и в то же время усиленно терлась об одного из байкеров.

– Привет, Дуэйн, – сказала она, хлопая ресницами.