Правда истории. Гибель царской семьи

К. А. Мячин в Симский округ не выезжал, попыток связаться с подпольными организациями вообще не предпринимал. Он самоизолировался, выезжая лишь в села для закупки меда, что можно было расценить и как услугу будущему тестю-медопромышленнику И. П. Алексееву, и как ознакомление с положением крестьянских масс, их настроением, отношением к красным и белым властям. О пребывании Мячина в Уфе и его самоизоляции, контактах с меньшевиком-офицером В. И. Алексеевым стало известно большевистско-подпольному активу. Это скоро вызвало у последнего подозрения. Из-за линии фронта к нему работников также не направляют. И у губернских органов Мячин также оказался на подозрении. В. М. Алекса кии, один из тех, кто санкционировал переход К. А. Мячина в тыл белых в Сарапуле, по прибытии в Уфу отказался встретиться с ним, считая его действия предательскими⁹⁵.

Одним словом, при желании Мячин, вне всякого сомнения, мог связаться с подпольем, включиться в его работу и летом, и осенью 1918 г., больше того — помочь его активизации. Имей он задание по внедрению в систему власти белых, в ситуации задержаний, допросов, явно вырисовывавшейся угрозы ареста и расстрела, провала своего плана он еще мог скрыться, прибегнуть к помощи подпольщиков. У автора сложился вполне определенный вывод: Мячин тогда на деле порвал с большевизмом и, перейдя на сторону власти белых, намеревался, если удастся, сыграть в ее системе какую-либо роль, и не в пользу большевиков. Надо полагать, что одной из причин политической переориентации послужило попрание большевиками революционно-демократических принципов, народных интересов, что вызвало предпочтение и воспринятие Мячиным уже умеренных социалистических идей эсеров и меньшевиков. Но важную, если не определяющую, роль могли сыграть в этом личностные качества Мячина и то положение, в котором он оказался летом 1918 г. Его сподвижники, близко знавшие его люди отмечали его незаурядные способности, смелость, решительность, но и обостренное чувство самолюбия, стремление быть на виду, склонность к авантюризму. При всем этом Мячин, сыграв видную роль в Октябрьском большевистском перевороте, заняв даже ведущее положение в формирующейся ВЧК, в центральных партийно-советских органах «не прижился». Назначенный на пост областного военного комиссара, выехал на Урал, но вынужден был довольствоваться сравнительно скромной ролью в Уфимской губернии. Особенно много претерпел Мячин из-за плохих и все ухудшающихся отношений с уральским руководством, особенно Ш. И. Голощекиным, личным другом Я. М. Свердлова, действовавшим экстремистски. Он-то и занял пост облвоенкома и не пожелал уступить его посланцу из центра. В бытность чрезвычайным комиссаром по переводу Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург, Мячин подвергся настоящей травле со стороны областного руководства. Уральские лидеры приложили руку к дискредитации и смещению Мячина с поста командующего фронтом. Будучи смещенным с должностей командующего, затем комиссара 2-й армии, на которых он проявил себя, как и ряд его преемников, не лучшим образом, в июле он оказался просто-напросто не у дел. Надо полагать, положение было для Мячина нестерпимым и унизительным. И все это происходило с ним на фоне летних неудач красных на фронтах, подчиненных, унизительных для патриота отношений большевистского руководства с германским правительством, нежелания объединиться с умеренными революционно-социалистическими силами страны, антинародных действий, попрания собственных лозунгов и клятвенных обещаний перед Октябрем.

Да, основания для раздумий и политической ломки у него были. Но эти аргументы все-таки больше из области умозаключений. Обратимся же к официальным документам, которые фиксируют его измену большевизму, красным и которые позволяют отклонить как малозначащий аргумент о непрерывном его служении большевизму, поскольку, дескать, в 1930-е годы он был освобожден из заключения досрочно, а затем сам был назначен на лагерную должность в НКВД. У большевиков и не то случалось. В данном случае они могли быть уверены, что переориентации у Мячина уже не произойдет, и учесть его многолетнюю полезную для них работу в Китае. Несомненно, возымело действие страстное обращение Мячина к Менжинскому и Акулову с указанием своих многолетних услуг делу революции за исключением «ошибки» 1918 г. — перехода к «учредиловцам», с просьбой об освобождении из лагеря, чтобы получить «возможность вновь принять деятельное участие в строительстве социализма». Мячин отмечал: «Я писал т. Менжинскому.. просил его использовать меня на работе в ОГПУ»⁹⁶. Вот так его и освободили из лагеря, и поставили на лагерную работу.

Рассмотрим же судебно-следственные материалы по делам К. А. Стояновича (Мячина). У родственников и исследователей их накопилась целая группа. И разобраться в них не так-то просто. Посему и толкования их разными авторами кардинально различаются.