Правда, которую мы сжигаем

— И я сделаю все, чтобы защитить этот кусок, — го голос щекочет мне лицо, и я пытаюсь решить, как лучше всего выбраться из этой ситуации, в которой оказалась.

— Сайлас, что ты делаешь? — тихо спрашиваю я, беспокоясь за него, беспокоясь о нем.

Эти ожесточенные глаза тают, черты его лица заметно смягчаются, и на мгновение я думаю, что это потому, что он может плакать из-за моей сестры.

Я была неправа.

— Малыш, — говорит он, и само слово звучит так, будто его вырвали из груди. Так гортанно и болезненно, но я не его ребенок. — Я сильно скучал по тебе.

Он прижимается ближе к моему телу, уводя себя все дальше от реальности и глубже в фантазию, которая никогда не станет реальностью.

Я паникую, крепко кладя руки ему на грудь и отталкивая его от себя со всей силой, которую только могу придумать.

— Сайлас! Я не Роуз! — я кричу.

Говорить ему вслух кажется жестоким; Я чувствую себя жестокой, просто находясь в одном пространстве с ним прямо сейчас. Я не собираюсь притворяться, что понимаю, с чем он борется внутри, но я знаю, что это не он. Это его разум играет трюки, его мозг подвергает его медленной пытке.

Он несколько раз моргает, хватаясь за голову и сжимая ее слишком сильно, чтобы чувствовать себя комфортно.

— Стоп, стоп, стоп, — бормочет он. — Нет! Это неправильно. Это не так. Вы не можете этого сделать…

Я знаю, что он говорит не со мной; это нечто гораздо более темное.

Я никогда не думала, что мое пребывание в «Монархе» будет чем-то иным, чем кошмаром. Я хочу забыть, что вообще была там, но прямо сейчас это помогает мне в этой ситуации.

Потому что я думаю об Эддисоне, старике, который сидел у окна.

Когда он страдал от сильных галлюцинаций, медсестры делали так называемое заземление. Они пытались помочь ему сосредоточиться на вещах, которые были реальными, а не на вещах, которых не было, чтобы предотвратить психотический эпизод.

Я держусь на расстоянии, чтобы он не чувствовал себя в ловушке еще больше, чем сейчас.

— Сайлас, это я, Сэйдж, — тихо говорю я, — Мы в твоем доме, и ты в безопасности. Я знаю, что это кажется реальным, но это не так. Они ненастоящие.

Его дыхание прерывистое, он стискивает зубы и начинает ходить взад-вперед.

Я знаю, насколько разрушительным для него был бы полный эпизод. Он может оказаться в ловушке внутри него на несколько месяцев, даже лет. Я не хочу, чтобы это зашло так далеко, но все, что я могу сделать, это попытаться вернуть его. Чтобы напомнить ему, что это его болезнь, а не реальный мир.

— Мы в твоем доме, Сайлас. С твоей мамой, папой, Калебом и Леви. Мы настоящие, и мы здесь с тобой, понимаешь?

Сайлас Хоторн — яркий пример того, что любви недостаточно.

Если бы любви было достаточно, он не стал бы искать неприятностей и темноты. Любви его родителей должно было быть достаточно, чтобы держать его на земле. Держать его в узде. Но это не так.

Если бы любви было достаточно, Рози была бы жива. Потому что, даже если ты заберешь всю любовь к ней в моем сердце, всю любовь Рука, Тэтчер и Алистера, Сайлас будет хранить в себе достаточно, чтобы продержаться бесконечное количество времени.

Этого было бы достаточно, чтобы спасти ее.

Лишь бы любви хватило.

Мне физически больно смотреть, как он борется с этим. И я ничего не могу поделать, кроме как смотреть и надеяться, что он сможет вырваться из этого. Что он может прийти в себя и не принять свое заблуждение как реальность.

Шаг замедляется, и он вдыхает через нос, выдыхает через рот, снова и снова, пока его дыхание не стабилизируется. Умственное истощение на его лице очевидно, и я вижу, насколько он устал.

— Сайлас, — мягко говорю я, нахмурив брови.

— Я в порядке, — выдыхает он. — Я в порядке. Мне просто, мне нужно… — он перестает тереть виски.

— Могу ли я помочь? Что тебе нужно?

— Спать. Мне просто нужно немного поспать. Который сейчас час? — он залезает глубоко в передний карман, вытаскивает телефон и включает экран. — Мне нужно принять лекарства.

Я выпускаю затаившийся воздух из легких, чувствуя облегчение от того, что он все еще принимает лекарства. Я знала, что галлюцинации были частью его повседневной жизни, и иногда они были хуже, чем другие, но я все еще обеспокоена.

— Может быть, тебе следует подумать о том, чтобы поговорить со своим врачом о новом лекарстве или другом графике? Или даже поговорить об этом с родителями. Руком?

Он поднимает голову ко мне, устанавливая зрительный контакт.

— Дело не в лекартсвах.

— Тогда…

— Я просто устал. Я не спал много времени. Галлюцинации усиливаются, когда я не отдыхаю. Дело не в лекарствах, Сэйдж. С ними все хорошо. Я в порядке, — уверяет он меня. — Извини за это. Это было не… — он делает паузу. — Я знаю, что ты не Роуз. Я знаю это.

Мешки под его глазами частично подтверждают эту историю, и я понятия не имею о деталях его диагноза. Я знаю, что непреодолимый стресс от всего этого может сделать их хуже, и я хочу признать, что с ним все в порядке.

Но я боюсь за него.

Все, что нужно, это одна плохая галлюцинация.

— Все в порядке, я понимаю, — говорю я, чувствуя, как быстро бьется мое сердце в груди. — Иди поспи немного.