С раннего утра в четверг, 10 июля, пресса запестрела зазывными заголовками — все газеты поместили на первой странице обрывки моих записей, не заканчивая фразы, вырывая их из контекста. Мои гипотезы превратились в гнусные утверждения, мои предположения — в достоверные факты, а мои рассуждения — в отвратительные оценочные суждения. Мою работу раскроили на части, идеи выпотрошили, мысли изнасиловали. Гольдман, выздоравливающий писатель, с трудом пытающийся вновь найти путь к книгам, был убит.
Аврора просыпалась, а проснувшись, приходила в смятение: потрясенные жители читали и перечитывали газетные статьи. Телефон в доме разрывался, особо недовольные звонили в дверь и требовали объяснений. У меня был выбор: смело выйти к людям или спрятаться. Я решил выйти. Ровно в десять часов я проглотил два двойных виски и отправился в «Кларкс».
Входя в стеклянную дверь ресторана, я почувствовал, как взгляды завсегдатаев вонзились в меня словно кинжалы. С колотящимся сердцем я уселся за столик № 17, и ко мне в бешенстве подлетела Дженни — сказать, что такого подонка, как я, свет не видывал. Я думал, она запустит кофейником мне в физиономию.
— Это что же, — разразилась она, — ты сюда явился просто бабла срубить на наших костях? Всякие мерзости про нас писать?
В глазах у нее стояли слезы. Я попытался понизить градус:
— Дженни, ты же знаешь, что это неправда. Эти отрывки не предназначались для печати.
— Но ты в самом деле написал этот ужас?
— Эти фразы вырваны из контекста, потому они и омерзительны…
— Но эти слова написал ты?
— Да. Но…
— Никаких «но», Маркус!
— Я никому не хотел причинить зла, уверяю тебя…
— Зла ты не хотел причинить? Хочешь, зачитаю тебе твой шедевр? (Она развернула газету.) Вот, смотри, что написано: «Дженни, официантка в „Кларксе“, с самого первого дня влюбилась в Гарри…» Это ты обо мне такое пишешь? Подавальщица, неряха обслуга, у которой на Гарри слюнки текут?
— Ты же знаешь, что это неправда…
— Но, блин, так написано! Так написано в газетах по всей этой долбаной стране! И это все прочтут! Мои друзья, моя семья, мой муж!
Дженни орала. Посетители молча наблюдали за сценой. Ради общего спокойствия я решил удалиться и направился в библиотеку в надежде найти в лице Эрни Пинкаса союзника, способного понять катастрофические последствия перевранных слов. Но и он не горел желанием меня видеть.
— О, великий Гольдман явился, — произнес он. — Ищешь, каких бы еще гадостей написать про этот город?
— Я в ужасе от этой утечки, Эрни.
— В ужасе? Кончай комедию ломать. О твоей книжке говорят все. Газеты, интернет, телевидение только о тебе и говорят! Ты должен быть счастлив. Во всяком случае, надеюсь, ты сумел выжать все, что можно, из тех сведений, какие я тебе накопал. Маркус Гольдман, всемогущий бог Авроры, этот самый Маркус является сюда и говорит: «Мне надо знать то, мне надо знать это». И даже спасибо не скажет, как будто так и надо, как будто я на побегушках у величайшего писателя Маркуса Гольдмана. Знаешь, чем я занимался на этих выходных? Мне семьдесят пять лет, а я, чтобы свести концы с концами, через воскресенье подрабатываю в супермаркете в Монберри! Собираю тележки на парковке и везу их ко входу в магазин. Да, я ничем не прославился, я не звезда вроде тебя, но имею я право на капельку уважения или нет?
— Мне очень жаль.
— Жаль? Да ничего тебе не жаль! Ты не знал, потому что тебе это неинтересно, Марк. Тебе никто не интересен в Авроре. Все, что тебе нужно, — это слава. Но у славы есть и оборотная сторона!
— Мне честно очень жаль, Эрни. Пойдем пообедаем вместе, если хочешь.
— Не хочу я обедать! Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое! Мне надо книги расставлять. Книги — это важно. А ты — никто.
Ошеломленный, испуганный, я забился в свою нору в Гусиной бухте. Маркус Гольдман, приемный сын Авроры, сам того не желая, предал свою семью. Я позвонил Дугласу и попросил опубликовать опровержение.
— Опровержение чего? Газеты просто напечатали то, что ты написал. Да и вообще, книжка через два месяца выйдет.
— Газеты все извратили! Там ничто не соответствует моей книге!
— Да ладно тебе, Марк, не парься. Тебе надо сосредоточиться на тексте, вот это и впрямь важно. У тебя мало времени. Ты помнишь, что мы три дня назад встречались в Бостоне и ты подписал договор на миллион долларов и должен меньше чем за два месяца написать книгу?
— Помню! Знаю! Но это не значит, что я должен писать макулатуру!
— Книга, написанная за несколько недель, — это книга, написанная за несколько недель…
— За это время Гарри успел написать «Истоки зла».
— Гарри — это Гарри… Ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Нет, не понимаю.
— Он очень большой писатель.
— Спасибо! Огромное спасибо! А я, значит?..
— Ты же знаешь, я не то хотел сказать… Ты писатель, скажем так… современный. Тебя любят, потому что ты молодой и динамичный… И продвинутый. Ты продвинутый писатель, вот. От тебя не ждут, чтобы ты получил Пулитцеровскую премию, людям нравятся твои книги, потому что они в тренде, потому что они их развлекают, и это тоже очень здорово.