— Вы неправильно бьете. У вас всегда была эта ошибка. Удар хороший, но первая фаланга среднего пальца слишком выдается вперед и при ударе скользит.
— Пойдемте побоксируем, — предложил я.
— Пошли, если хотите.
Мы пошли на парковку. Там не было ни души. Мы разделись до пояса. Он очень исхудал. Оглядев меня, он заметил:
— Какой вы красавец, Маркус. Давайте уже женитесь, черт возьми! Начинайте жить!
— Мне надо закончить расследование.
— К дьяволу ваше расследование!
Мы встали друг напротив друга и обменялись скупыми ударами; один бил, другой должен был держать боевую стойку и защищаться. Гарри бил здорово.
— Вы не хотите знать, кто убил Нолу? — спросил я.
Он застыл на месте:
— А вы знаете?
— Пока нет. Но что-то проясняется. Завтра мы с сержантом Гэхаловудом поедем к сестре Лютера Калеба. В Портленд. И надо допросить кое-кого в Авроре.
Он вздохнул:
— Аврора… После выхода из тюрьмы я ни с кем не встречался. Постоял тогда у сгоревшего дома. Пожарный сказал, что я могу войти внутрь, я забрал кое-что из вещей и пешком пришел сюда. С тех пор не двигаюсь с места. Рот занимается страховками и всем прочим. Я не могу больше появляться в Авроре. Не могу посмотреть в лицо этим людям и сказать, что любил Нолу и написал для нее книгу. Я сам себе в лицо посмотреть не могу. Рот говорит, ваша книга будет называться «Дело Гарри Квеберта».
— Это правда. В этой книге говорится, что ваша книга прекрасна. Я люблю «Истоки зла»! После этой книги я и решил стать писателем.
— Не говорите так, Маркус!
— Но это правда! Это, наверно, самая прекрасная книга, какую я когда-либо читал. Вы мой любимый писатель!
— Ради бога, замолчите!
— Я хочу написать книгу в защиту вашей, Гарри. Когда я узнал, что вы написали ее для Нолы, я был в шоке, это верно. А потом я ее перечитал. Это замечательная книга! Вы же там говорите все! Особенно в конце. Описываете печаль, которая будет снедать вас всю жизнь. Я не позволю людям поливать грязью эту книгу, потому что эта книга создала меня самого. Знаете, вот эта сцена с лимонадом, когда я первый раз был у вас в гостях: я тогда открыл холодильник, ваш пустой холодильник, и понял, насколько вы одиноки. И еще в тот день я понял: «Истоки зла» — это книга об одиночестве. Вы так потрясающе описали одиночество! Вы грандиозный писатель!
— Маркус, перестаньте!
— А какой прекрасный конец у этой книги! Вы отказываетесь от Нолы: она исчезла навсегда, вы это знаете, и все же, несмотря ни на что, ждете ее… Теперь, когда я по-настоящему понял вашу книгу, у меня только один вопрос — про название. Почему вы дали такой прекрасной книге такое мрачное название?
— Это сложно, Маркус.
— Но я и пришел, чтобы понять…
— Это слишком сложно…
Мы смотрели друг другу в лицо, стоя в боевой стойке, словно два бойца. В конце концов он произнес:
— Не знаю, сумею ли я вас простить, Маркус…
— Простить меня? Но я отстрою Гусиную бухту заново! Я все оплачу! На деньги за книгу мы вам отстроим дом! Вы не можете вот так взять и уничтожить нашу дружбу!
Он заплакал.
— Вы не понимаете, Маркус. Дело не в вас! Вы ни в чем не виноваты, и тем не менее я не могу вас простить.
— Простить за что?
— Я не могу вам сказать. Вы не поймете…
— Гарри, в конце-то концов! К чему все эти загадки? Что происходит, дьявол вас возьми?
Он вытер слезы тыльной стороной руки.
— Помните мой совет? Когда вы были моим студентом, я вам однажды сказал: никогда не пишите книгу, если не знаете, какой у нее будет конец.
— Да, прекрасно помню. И всегда буду помнить.
— И какой конец у вашей книги?
— Очень хороший конец.
— Но ведь в конце она умирает!
— Нет, книга не кончается со смертью героини. Потом происходят разные хорошие вещи.
— Это какие же?
— Человек, который ждал ее тридцать лет, начинает жить заново.