Правда о допетровской Руси

Зато очень хорошо просматривается связь этих старых, убежденных реакционеров и князя Ивана Хованского – человека хоть и «не разрядного», но очень не жаловавшего других незнатных, и главное – маниакального врага всех нововведений. Нужны были совершенно особые условия, чтобы стрельцы стали слушать Тараруя, чванство и спесь которого проявлялись очень ярко. Но не нужно было никаких особых условий, чтобы Хованский сделался выразителем интересов сходящей со сцены консервативной элиты.

И все лето в Москве, фактически оккупированной собственной армией, царил Хованский, а за его закрученными усами и усыпанной драгоценностями саблей маячили бледные, невыразительные тени последышей… Вот только две беды: во-первых, совершенно непонятно было – а что, собственно, дальше делать? Ведь ни у стрельцов, ни у Хованского, ни у Лыкова с Буйносовым не было совершенно никакой новой идеи, которая оправдывала бы бунт 15–17 мая и показывала бы, как жить Московии без «полков иноземного строя», железоделательных заводов, польских и немецких книг.

Такой идеей на какое-то время оказалась «старая вера» – крещение двумя перстами, использование богослужебных книг, которые были до Никона. Во время диспута 5 июля 1682 года впервые в истории Московии «старая вера» стала не символом сопротивления официальному союзу Церкви и государства, а символом консерватизма, отказа от уже достигнутого уровня европеизации страны.

Но и «старая вера» не стала тем лозунгом, который был способен зажигать людей, вести их за собой, сплачивать в толпы единомышленников. Стоило во время собора Софье повысить голос на раскольников и предложить делегатам от стрельцов конкретный выбор: «Нас и все царство на шестерых чернецов не променяйте!» – и выборные стрельцы начали пить за здоровье царевны, а раскольников бить с криками: «Вы, бунтовщики, возмутили всем царством!»

Второй же бедой была Софья Алексеевна… С.М. Соловьев очень остроумно замечает, что «с шумом вошли раскольники в Грановитую и расставили свои налои и свечи, как на площади; они пришли утверждать старую веру, уничтожать все новшества, а не заметили, какое небывалое новшество встретило их в Грановитой палате: на царском месте одни женщины! Царевны, девицы, открыто перед народом, и одна царевна заправляет всем! Они не видели в этом явлении знамения времени. На царских тронах сидели две царевны – Софья и тетка ее, Татьяна Михайловна, пониже в креслах царица Наталья Кирилловна, царевна Марья Алексеевна и патриарх…»