Правда о допетровской Руси

Стольника Федора Петровича Салтыкова приняли за Афанасия Нарышкина, убили его, а потом опознали и отвезли труп отцу, боярину Петру Михайловичу Салтыкову, с извинениями. Тот со словами «Божья воля!» велел угостить убийц сына вином и пивом.

Так же точно приехали они и к восьмидесятилетнему князю Долгорукому, отцу Михайлы: просили прощения, что не удержались, убили. Старик выслушал их спокойно и тоже угостил вином и пивом. Но когда стрельцы вышли, а на труп Михайлы с воем упала вдова, старик, большак рода Долгоруких, произнес: «Не плачь! Щуку-то они съели, да зубы остались, недолго им побунтовать, скоро будут висеть на зубцах по стенам Белого и Земляного города». Холоп слышал это и побежал за стрельцами, рассказал, что старик грозится, пугает стрельцов последствиями бунта. Возмущенные представители трудового народа вернулись и свершили революционное правосудие – убили 80-летнего Долгорукого, рассекли труп на части, выбросили за ворота в навозную кучу.

Среди убитых был и Даниил фон Гаден, врач покойного Федора Алексеевича, обвиненный в отравлении царя. Узнав, кто его ищет и зачем, он двое суток прятался в Марьиной Роще, переодетый в нищенское платье, но потом пошел снова в Немецкую слободу – надеялся у знакомых взять чего-нибудь поесть. Москва с ее населением тысяч в 80 человек была, по сути, маленьким городком; на улице врача опознали, привели во дворец; и как ни клялись царевны, как ни уверяли, что Даниил фон Гаден не повинен ни в чем, потащили в Константиновский застенок – пытать. Стрельцы орали, что у него в доме нашли сушеных змей и «черные книги». Фон Гаден, не выдержав пыток, наговорил самых невероятных вещей и просил дать ему три дня сроку; мол, тогда он покажет тех, кто виновен куда больше него самого.

«Долго ждать!» – кричал революционный народ, после чего потащил за ноги фон Гадена на Красную площадь и там изрубил на части. А запись пыточных речей фон Гадена изорвали в куски, и, что наплел несчастный доктор, мы знаем только из показаний самих стрельцов.

Пытали и Ивана Кирилловича Нарышкина: пусть сознается, что хотел отравить Ивана! Признание Нарышкина оправдало бы бунтовщиков… Хотя бы в какой-то степени, но оправдало бы. Нарышкин не сказал им ни слова и, по одним данным, умер под пытками, а по другим, его выволокли на Красную площадь и изрубили в куски еще живого.