Правда о Григории Распутине

«Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову свою склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко, легко мне тогда бывает. Тогда я желаю мне одного: заснуть, заснуть на веки на твоих плечах, в твоих объятиях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть? Куда ты улетел? А мне так тяжело, такая тоска на сердце. Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скорее приезжай. Я жду тебя и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки.

Вовеки любящая тебя М.».

Даже тот, кто впервые видит приведенный текст, без особого труда может догадаться, что речь идет о письме Царицы к своему «дорогому Григорию». В пользу этого говорит и прозрачный намек на «Аню», несомненно Вырубову, и подпись «М.» — сокращенное от неофициального титулования Царицы в придворном кругу: «Мама Земли Русской» (Императора Николая II называли соответственно «Папа Земли Русской»).

После чтения этих строк невольно возникает предположение, что отношение Государыни Александры Фёдоровны к Распутину строилось на чем-то большем, нежели только на восхищении прилежной ученицы Своим духовным наставником. Однако не следует спешить делать вывод об альковных связях. Очень многое к самом тексте говорит о том, что перед нами — ловко состряпанная фальшивка, которую тем не менее широко используют для доказательства «падения» и «вырождения» последней Царицы. Попытаемся спокойно разобраться в этом сюжете, который представляется принципиальным для понимания и личности последней Императрицы, и ее отношений с Г. Е. Распутиным.

Появление этого послания относится еще к дореволюционному времени, когда оно, как и письма четырех Царских Дочерей, имели широкое хождение «в списках». Впервые опубликован этот текст был в 1917 году вскоре после Февральской революции в скандально-сенсационной книге воспоминаний бывшего священнослужителя, иеромонаха Илиодора. Обрисуем в общих чертах личность автора и историю данных воспоминаний, сыгравших заметную роль в разжигании «документированной» антиромановской истерии.

Имя Илиодора гремело в России в конце первого — начале второго десятилетия XX века. Это был известный проповедник, собиравший тысячные толпы верующих, беспощадно клеймивший революционеров, интеллигенцию, евреев, сановников. Отстаивая незыблемость «исконных основ самодержавия» и играя роль глашатая самых тёмных общественных сил, выпускник Петербургской духовной академии определенной политической программы не имел.

Как показала вся его шумная и довольно скоротечная «общественная карьера», он руководствовался не принципами и глубокими убеждениями; им двигало главным образом неуемное честолюбие, жертвою которого он в конце концов и стал. Судьба этого «факира на час» сама по себе не была бы интересна, если бы она не высветила некоторые важные и примечательные реалии того давнего времени.

Иеромонах Илиодор родился в 1880 году, происходил из донских казаков и в миру носил имя Сергей Труфанов. В 1903 году он принял монашество и после окончания духовной академии в 1905 году поступил в Почаевскую лавру, где получил широкую известность своими антиреволюционными проповедями. В России бушевали общественные страсти, и молодой проповедник завоевал расположение в правых кругах российского общества, был принят во влиятельных петербургских салонах и даже позже удостоился аудиенции у Николая II. Некоторые представители консервативных кругов увидели в нем деятеля, способного, как казалось, противопоставить свою проповедь разрушительной радикальной пропаганде.

В 1908 году его переводят в город Царицын — большой торгово-промышленный центр Саратовской губернии, где он стал заведовать архиерейским подворьем. Здесь под покровительством сочувствовавшего ему саратовского епископа Гермогена Илиодор развернул шумную проповедническую кампанию, подвергая резким нападкам и шельмованию не только революционеров, но в еще большей степени должностных лиц, в том числе и крупнейших сановников.