Мелоди на миг застыла. Она не была уверена, что способна сейчас же его вскрыть. События последних двадцати четырех часов уже и так ощущались ею где-то на границе сознания. Мысли стали расплывчатыми и несуразными. Сердце казалось заводной игрушкой со взведенной до предела пружиной. Ей необходимо было немного от всего этого отстраниться, успокоиться. К тому же, хотя стоявшая сейчас перед ней пожилая и непомерно толстая женщина с волосами, точно сахарная вата, была как будто очень милым человеком – но у Мелоди не всколыхнулось ни единого воспоминания о том, как она неделями жила в ее доме. Она не помнила ни как та рассказывала ей перед сном сказки, ни как девочкой сидела у нее на мягких и пухлых коленях, смотря телевизор, ни то, как ее ласковые руки по утрам заплетали ей косички. Мелоди, конечно, трогало то, что эта женщина являлась ее родственницей, и ее охватывал восторг оттого, что кто-то еще на свете имеет общую с ней ДНК, – но только и всего. И Мелоди не хотелось делить этот момент с незнакомой женщиной, не хотелось делить его вообще с кем-либо. Она хотела забрать коробку домой и открыть ее, забравшись к себе на кровать, – подальше от этого параллельного мира с множеством незнакомцев и постоянными внезапными откровениями.
– Тебе необязательно вскрывать ее прямо сейчас, – проговорила Сьюзи, уловив ее колебания. – Забери к себе домой и открой, когда будешь к этому готова. Только можно попросить тебя об одном? Расскажешь мне потом, о чем говорится там, в письме? Мне бы очень хотелось это знать. Это для меня, понимаешь, как последнее «прощай» от нее. Потому что я ни разу с ней толком не поговорила после того, как ее забрали. Она была уже совсем как будто не из этого мира, не настоящей Джейн. А вот это, – тронула она рукой коробку, – это написано настоящей Джейн, в этом я не сомневаюсь…
Когда спустя несколько минут Мелоди стала прощаться с тетей Сьюзи, та крепко обняла ее и провела рукой по волосам гостьи.
– Какие замечательные волосы. У тебя всегда были чудесные волосы. А скажи, они все так же отливают золотом на солнце?
– Нет, – улыбнулась Мелоди, – уже нет. Их золото давно уже поблекло.
– А, ну да, верно, – вздохнула Сьюзи, выпуская из рук пряди. – Рыжина – она такая. С годами тускнеет.
Мелоди погладила тетю ладонью по руке, потом поцеловала в щеку.
– Спасибо, – сказала она. – Спасибо за все, что вы для меня сделали, даже если я этого и не помню.
– О, не думаю, что у меня все так уж здорово получалось, но я делала все, что могла. Мне просто очень жаль, что я тебя упустила. Будь у меня тогда получше со здоровьем, я бы нашла способ найти твой след, но после инфаркта, знаешь…
– Вы сделали для меня все возможное, – сказала Мелоди, – и это главное.
Сьюзи печально улыбнулась.
– Надеюсь, что это так, – вздохнула она. – Очень надеюсь, что так оно и есть, иначе я бы сошла в могилу с глубокой болью в сердце и мрачным пятном на душе. Я люблю тебя, Мелоди, и всегда очень любила. И всегда буду любить. Давай теперь будем держать связь. Я уже однажды тебя потеряла и не хочу потерять снова.
Дом инвалидов Мелоди с Мэтти покинули уже в четыре часа и поехали прямиком к вокзалу.
– Странно как, да? – произнес Мэттью.
– Угу, – отозвалась Мелоди. – И впрямь очень странное чувство.
– Сестра твоей матери – а ты ее даже не помнишь!
– А ты сам-то ее помнишь?
– Господи, еще бы! Такую толстуху так просто не забудешь! Жирнее человека я в жизни не видал! А еще однажды, когда ты у нее жила, Сьюзи пригласила меня на чай. И знаешь, что она нам приготовила?! Учитывая, что мне тогда было десять, а тебе всего семь? Она нам сделала салат из копченого лосося с перепелиными яйцами – я не шучу! – с анчоусами из консервов, листьями жерухи и еще какой-то хренью. И мы с тобой сидели, корча рожи за ее спиной, будто нас сейчас вырвет, и пытаясь удержать эти перепелиные яйца на носу. Да уж! – с улыбкой глянул он на Мелоди. – Это надо было видеть!
Немного не доехав до вокзала, Мэттью притормозил и, подкатив к тротуару, посмотрел через плечо Мелоди на какую-то скромную лавку в здании напротив.
– Вот, взгляни-ка.
Мелоди посмотрела в окно. Там оказалось фотоателье с небольшой витриной, увешанной немного пугающими фотографиями некрасивых детей и напряженных мужчин в деловых костюмах.
– А что там? – не поняла она.
– Ничего в памяти не тренькает? – указал он на ателье.
Мелоди посмотрела повнимательнее, но ничего знакомого не обнаружила.
– Абсолютно, – мотнула она головой. – И что я должна там увидеть?
– А вон что, – указал он на табличку. – Имя на вывеске.
Там значилось «Э. Т. Мейсон. Фотографические услуги». Но для нее это все равно ничего не значило.
– Эдвард Томас Мейсон, – пояснил Мэттью. – Иначе известный как малютка Эмбер Роуз.
– О бог ты мой! – выдохнула Мелоди. – Ты хочешь сказать, это его ателье? Того самого… младенца?
– Ну да, это его заведение. Наш Эдди – вполне уважаемый член общества. Бизнесмен, ротарианец. А еще – любитель гольфа. И я больше чем уверен, что он женат и имеет от двух до четырех детей.
– Но откуда ты все это знаешь?