Правда о Мелоди Браун

Мелоди посмотрела сквозь прозрачную дверь на пастельные краски сказочного мира внутри, на счастливые нарядные семейства, рассевшиеся по рыже-розовым кабинкам и погружающие длинные ложечки в непомерной высоты вазочки с мороженым. За последние годы она много раз видела это место с расстояния, однако мать всегда говорила ей, что они не могут позволить себе такой «излишней роскоши», как мороженое.

– Я угощаю, – добавил Кен, словно прочитав ее мысли.

Сама не своя, Мелоди ступила внутрь. Оказавшись после заката в кафе-мороженом, вдвоем с симпатичным мужчиной и с мотоциклетным шлемом в руке, она ощущала себя так, будто все это происходило с кем-то другим, а не с ней. Подобное скорее было бы под стать Шарлотте.

Она заказала себе пломбир с малиной, пестреющий волнистыми красными прожилками, а Кен – ванильный с шоколадным сиропом и чашку кофе. После шлема волосы у него были встрепанными, а щеки горели от студеного октябрьского ветра, и он уже больше не походил на Иисуса Христа, а скорее напоминал забавного плюшевого мишку, и потому Мелоди уже не так сильно робела от того, что оказалась с ним в этом роскошном кафе.

– Ну что, малышка-то тебе понравилась? – спросил он.

– Угу, – кивнула Мелоди. – Она очень миленькая.

– Представляю. Наверное, испытываешь огромные чувства, когда видишь новорожденную сестру?

Девочка кивнула опять.

– Грустно, наверное, было оттуда уезжать, верно?

Мелоди низко склонила голову и печально улыбнулась. Она всегда не любила уезжать из дома Жаклин, даже когда ее пребывание там было ужасным – когда Шарлотта вела себя по-свински, а Жаклин обращалась с ней почти как с чужой. Но в этот вечер Мелоди переживала свой отъезд еще тяжелее. Она целый день провела с Эмили, помогая менять ей подгузники, и Жаклин даже позволила покормить ее из бутылочки молоком.

В течение дня спальня отца и Жаклин приобретала для нее все более волшебные черты. К вечеру, когда солнце стало клониться к закату, папа зажег настольные светильники, и они все вместе уселись на огромной мягкой кровати, просто разглядывая спящую малютку.

– Знаешь, – проговорил отец, обращаясь к Жаклин, – иногда я даже рад, что тебе сделали кесарево. Благодаря этому ты вынуждена просто сидеть тихо на месте и наслаждаться мгновением.

Жаклин улыбнулась ему.

– Это точно, ты совершенно прав. Иначе я без конца бы суетилась. Так что я тоже рада посидеть тихо, потому что это самая прелестная пора. Именно такие моменты и вспоминаешь, когда они вырастают, и так хочется вернуться назад…

Вернуться назад Мелоди хотелось уже сейчас. Хотелось впитать в себя сестру, вобрать по капельке, став с ней единой плотью, и хранить ее у самого сердца. Она не желала оставлять малютку в Лондоне и еще целую неделю ждать их новой встречи. Мелоди хотелось жить рядом с ней, спать рядом с ней и наблюдать, как та пробуждается по утрам. Ей хотелось видеть, как Эмили растет, день за днем, замечая каждый ее срезанный ноготок и каждый миллиметр отросших волос. Ей хотелось, чтобы Эмили знала ее – так же, как она будет знать Шарлотту.

Мелоди посмотрела в ласковые серые глаза Кена и тут же почувствовала, что ее рот становится дрожащим и безвольным. И она горько заплакала, тихо и безутешно.

– Ой, ну-ну-ну… – Кен протянул ей бумажную салфетку. – Ох, Мелоди, бедное ты мое солнышко…

– Я так ее люблю, так люблю, – причитала Мелоди. – Но она живет в Лондоне, а я – здесь, и она совсем меня позабудет.

– Ну что ты, не позабудет.

– Нет, забудет! Она будет видеть лишь Шарлотту и считать, что это ее единственная сестра, а когда я к ней приеду, она заплачет, потому что не будет знать, кто я такая!

– Не забудет, обещаю тебе. Честное слово. Малыши на самом деле очень смышленые. Сейчас она запомнит твой запах, а потом, когда подрастет, она будет помнить твое лицо. И, знаешь, самые ее чудесные улыбки будут предназначаться именно тебе, потому что видеть тебя будет для нее как особенное лакомство – совсем не так, как с Шарлоттой.

– Ты так думаешь?

– Да, уверен. И как раз потому, что вы не будете видеться слишком часто, она будет намного лучше к тебе относиться, чем к Шарлотте. И вообще, готов на что угодно спорить, что в итоге вы с Эмили станете самыми что ни на есть лучшими друзьями.

Мелоди шмыгнула носом и принялась крутить ложкой у самого донышка вазочки. Ей нравилось то, что говорил Кен, приятна была эта мысль – стать лучшей подругой Эмили.

Так вышло, что за очень долгое время никто не говорил девочке ничего такого, отчего у нее на душе становилось бы лучше, а не еще мрачнее, что вдыхало бы смысл в ее существование, и теперь Мелоди почувствовала, как с ее груди словно поднялось что-то тяжелое и давящее – чего она до сего мгновения почти не замечала. Она ощутила снизошедшую на нее легкость, ощущение, что, в конце концов, у всего происходящего есть некий прочный стержень. И вот, сидя во влажном тепле кафе-мороженого Морелли, когда ее раздробленный мир стремительно вращался в сознании десятками разрозненных кусков, Мелоди внезапно поняла, где именно для нее находится такой стержень. Это был Кен.