Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959

Военное министерство в Санкт-Петербурге, похоже, высоко ценило его. Иногда, кажется, его статьи даже выпускались как пробный шар – чтобы понять реакцию общества на какое-нибудь спорное нововведение. Поэтому вопрос о том, кто скрывается за псевдонимом, вызывал в обществе значительное любопытство; многие читатели думали, что «Гр.» – сокращение от титула граф, и гадали, что означают инициалы А.Д. На самом же деле Градом звали любимую старую лошадь генерала.

Со своей женой, Лидией Федоровной, он встретился в санкт-петербургской Академии искусств, где посещал какие-то курсы. Она была в то время замужем за художником по фамилии Бакмансон – тем самым, кому мой отец позже поручил съездить в Болгарию и написать картину. После встречи с Красновым она развелась с мужем. В то время царило всеобщее убеждение в том, что жены гвардейских офицеров не должны выступать профессионально, и Лидия Федоровна – талантливая певица – вынуждена была оставить сцену; при этом она продолжала участвовать в любительских концертах и бенефисах. Детей у них не было.

Краснов был превосходным наездником и одно время – около 1910 г. – занимал пост старшего инструктора Офицерской кавалерийской школы, куда направляли капитанов для восстановления навыков и повышения квалификации. На фото 31 помещен снимок 1918 г. – того времени, когда П.Н. Краснов был атаманом Дона. На груди у него офицерский крест Св. Георгия, полученный вскоре после начала войны в 1914 г.; он командовал тогда 10-м Донским казачьим полком. Затем он успешно командовал бригадой, дивизией и, наконец, 3-м конным корпусом – в главе 4 я уже описывал последние трагические страницы существования этой части.

У него было хорошо развитое чувство юмора. Над столом в его кабинете висел любимый рисунок – цветной шарж на него самого, – нарисованный, мне кажется, русским художником-баталистом Самокишем, который в 1904–1905 гг. тоже мог быть военным корреспондентом в Маньчжурии. На рисунке Краснов в форме Атаманского полка летит через японские линии верхом на большом артиллерийском снаряде, зажав наготове под мышкой вместо копья гусиное перо – это пародия на одну из историй знаменитого немецкого вруна барона фон Мюнхаузена.

Краснов никогда не ставил мне в вину нежелание служить под его командой, пока он сотрудничал с германской армией в оккупации Украины; по-моему, он хорошо понимал мои чувства – во всяком случае, позже он хвалил некоторые другие мои дела, кажется, вполне искренне, как можно видеть из документов (фото 28 и 32).

Прекрасный оратор, он умел выступать в понятной и в то же время цветистой манере, которая легко находила путь к казачьим сердцам. Я уже рассказывал, каким прекрасным актером он мог быть в критически напряженных обстоятельствах. Вскоре после нашего приезда в Новочеркасск мне довелось стать свидетелем нескольких ситуаций, говоривших о том, что и гораздо более значительные сцены он способен готовить и срежиссировать с не меньшим искусством.

К этому времени большая часть Донской области была освобождена от красных, и атаман Краснов объявил выборы (с участием одних только казаков) представителей и созыв Большого войскового Круга. Круг собрался 15/28 августа 1918 г. На фото 33 и 34 можно видеть церемонию его открытия, проходившую перед Новочеркасским православным собором. Фото 34 сделано со ступеней собора, и на заднем плане видно, как масса делегатов Круга движется к собору мимо взявших на караул спешенных донских казаков. Впереди них казаки-офицеры несут бархатные подушечки с регалиями Дона – в основном наградами, которых прежние российские императоры удостоили войско Донское в целом. Четвертый слева – полковник Николай Упорников, под началом которого я служил в Донской казачьей гвардейской батарее в 1917 г.

Но самая впечатляющая церемония, которую мне довелось увидеть в то время, была проведена 26 августа ⁄ 8 сентября 1918 г. в Персияновке, где генерал Краснов представил Кругу созданную им так называемую «молодую армию». Командовали этими частями отборные казаки – офицеры и урядники старой императорской армии, а рядовыми были только что набранные девятнадцати – двадцатилетние казаки, прежде не служившие и потому не подвергавшиеся во времена правления Керенского большевистской пропаганде.

Всего в нескольких сотнях ярдов от места, где шестью месяцами раньше на подступах к Новочеркасску потрепанная горстка белых партизан в последний раз пыталась сдержать красный прилив, теперь красовались в парадном строю около 15 000 превосходно снаряженных и обученных первоклассных белых войск. Происходящее живо напомнило мне тогда о парадах императорской гвардии, которые я видел ребенком в лагере под Красным Селом.