В этих боях наша дивизия сильно пострадала, но в целом результат получился превосходный – IV Донской корпус Мамонтова без проблем миновал красные войска, отвлеченные боевыми действиями против нашей дивизии. После этого его группа, не рассредоточиваясь, двинулась на север. Красные поняли, что в тыл к ним прорвалась большая масса казачьей кавалерии, и поспешно отошли.
Генерал Мамонтов повел свою кавалерию – по-прежнему единой компактной группой – на северо-восток и добрался до Тамбова, расположенного примерно в 140 милях от Бутурлиновки, где его корпус впервые прорвался через красные позиции. Там он повернул и двинулся зигзагом в западном направлении, уклоняясь от встреч с крупными формированиями войск противника. Пройдя таким образом больше ста миль, он повернул на юг и вновь присоединился к основной массе белых войск.
В ходе рейда Мамонтов полностью дезорганизовал тылы на большом секторе красного фронта – он сжигал армейские склады и хранилища, взрывал мосты, разрушал локомотивы и вагоны, расстреливал захваченных большевистских комиссаров, отправлял по домам мобилизованных крестьян; он разрешил присоединиться к своим отрядам всего нескольким добровольцам[89]
. Южнорусские газеты тогда подчеркивали, что подобных военных операций мировая история не знала уже больше полувека, со времен кавалерийских рейдов Гражданской войны в Америке.После того как Мамонтовский рейд начался, наша дивизия сдвинулась на 40 миль к западу и приняла участие в захвате станции Аиски в 50 милях к югу от Воронежа. Эта операция еще продолжалась, когда меня неожиданно вызвали в штаб. Командир дивизии генерал Ф.Ф. Абрамов, старый друг отца, показал мне полученную телеграмму, в которой ему было приказано отрядить меня для службы в штаб Донской армии. Он спросил меня, хочу ли я ехать. Я не хотел, мне нравилась служба на 2-й батарее, ее командир полковник Афанасьев, другие офицеры и казаки. В результате генерал ответил, что нехватка офицеров не позволяет ему расстаться со мной.
На следующий день он вновь вызвал меня и приветствовал словами: «Ну, Гриша (он знал меня с детства), я ничего не могу с этим поделать!» Телеграмма, которую он показал мне, была подписана командующим Донской армией генералом Сидориным; в ней приказывалось немедленно отправить меня в штаб и разрешалось выбрать на замену мне любого артиллерийского офицера Донской армии.
Я поехал, гадая про себя, чем вызван столь внезапный интерес к моей персоне.
Адъютант инспектора артиллерии
Оказалось, что в Донской армии учреждена новая должность – инспектора артиллерии – и на нее назначен генерал барон Майдель. Донской атаман А. Богаевский лично знал его прежде по службе и был о нем высокого мнения.
Однако казаки никогда не любили, чтобы ими командовали офицеры-неказаки, и барон немецкого происхождения не мог рассчитывать на хороший прием с их стороны. Поэтому для начала кампании по завоеванию симпатий казаков Майдель решил, что адъютантом у него должен стать офицер из донских казаков. Однако для лучшего взаимопонимания офицер этот должен был принадлежать к петербургскому обществу. Я оказался единственным молодым артиллерийским офицером во всей Донской армии, который обладал обоими этими качествами, – отсюда и приказы.
Мои штабные обязанности состояли в основном в сведении воедино еженедельных отчетов из корпусных и дивизионных штабов о том, сколько орудий и боеприпасов использовано, потеряно или захвачено. Только так можно было отследить, сколько и каких орудий и боеприпасов имеется у нас на различных участках фронта. У красных мы по-прежнему захватывали поразительное количество трофеев – цифры докладов не были преувеличены; напротив, нередко командиры предпочитали занизить количество захваченных ими трофеев, особенно патронов и снарядов, чтобы иметь возможность просить их еще с тыловых складов.