Со Си при лови чем можно согласиться в том, что Глобачев был мягок и интеллигентен и в происходивших событиях он разбирался прекрасно, ситуация для него была ясна. Но в отличие от Герасимова, которого слушали и слушались и которому была дана carte blanch, Глобачев находился в другой ситуации. Его не слышал ни директор Департамента полиции Васильев, ни министр внутренних дел Протопопов, которого интересовало только одно - организация охраны Распутина. Рядом с Герасимовым были такие фигуры, как Столыпин, Дурново, Трепов, рядом с Глобачевым - совершенно ничего не понимавший в вопросах политического сыска Протопопов, безумно боявшийся депутатов Государственной думы и каждого решительного шага полиции. У Глобачева не было рычагов воздействия на высшее начальство, поэтому даже для того, чтобы арестовать рабочую группу Военно-промышленного комитета, ему приходилось испрашивать разрешение у министра внутренних дел.
То, что говорит Спиридович, это, безусловно, не упрек. Это просто не знание Спиридовичем тех возможностей, которые были в данной ситуации у начальника отделения и независимо от его личности. Сам Глобачев в своих воспоминаниях по этому поводу пишет: «Охранное отделение, как и все прочие органы политического розыска в империи, было прекрасно налаженным в техническом отношении аппаратом для активной борьбы с революционным движением, но оно совершенно было бессильно бороться с все нарастающим общественным революционным настроением будирующей интеллигенции, для чего нужны были другие меры общегосударственного характера, от охранного отношения не зависящие. В этой области охранное отделение давало только исчерпывающие информации, советы и пожелания, которые упорно обходились молчанием» 6.
В делах Департамента полиции сохранился интересный доклад «О причинах дороговизны и мерах, направленных на борьбу с ней», составленный еще 27 января 1916 г. Это был серьезный аналитический документ с примерами и экскурсом в историю, автор которого как бы предвидел, во что может вылиться положение с продовольствием. Доклад был направлен в Министерство внутренних дел, откуда 31 января его переслали в Департамент полиции. Имеются пометы об ознакомлении с ним в Департаменте и пометы: «4/2; 5/2; К делу 6,11», сделанные разным почерком. Но были ли приняты какие-то важные меры, можно ли Глобачеву было в этой ситуации ждать реальных поступков от директора Кафафова К. Д., как впоследствии и от директора Васильева? В своих объяснениях, данных Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, Васильев А. Т. охарактеризовал свою задачу как руководителя следующим образом: «Я всегда считал, что Департамент полиции не должен играть какой-либо самостоятельной роли, а должен служить центром, где сосредотачиваются те или иные сведения, по существу коих должен так или иначе оперировать лишь министр внутренних дел».
Конечно, большая часть вины за неспособность принятия необходимых мер лежала на правительстве и главным образом на последнем российском императоре. Но можно ли сказать, что суровый и требовательный чиновник, ответственный за охранное отделение в Петрограде в феврале 1917 г., способен был Изменить роковой ход событий того месяца?
По словам А. А. Блока, «доклады охранного отделения в 1916 году дают лучшую характеристику августейших настроений; они исполнены тревоги, но их громкого голоса умирающая власть уже услышать не могла». Летом 1916 г., судя по сохранившимся в Департаменте полиции донесениям и по воспоминаниям Глобачева, последний потребовал от командующего Петроградским военным округом генерала Н. Е. Туманова вывода из столицы всех военнослужащих запаса как неблагонадежные и распропагандированные части. Однако последний отказался это сделать. Более того, осенью 1916 г. Глобачев неоднократно предупреждал о растущей враждебности общества к политической системе и, в частности, к самому правящему дому. Но политической полиции никак не удавалось убедить высокопоставленных чиновников в чрезвычайности момента и необходимости решительных и эффективных мер.