Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения.

Тем временем начиная с сентября недовольство масс резко активизируется. Отовсюду слышались настойчивые жалобы по поводу явных нарушений, негодности правления и ухудшения материального положения - голода, неравного распределения продуктов питания и предметов первой необходимости, а также резко растущей инфляции. «Продовольственный кризис, - как уже писал Глобачев, - является исключительной и значимой причиной общественного ожесточения и недовольства». И далее: «В данном случае имеются определенные и точные данные, позволяющие категорически утверждать, что пока все это движение имеет строго экономическую подкладку и не связано почти ни с какими чисто политическими программами. Но стоит только этому движению вылиться в какую-либо реальную форму и выразиться в каком-либо определенном акте (погром, крупная забастовка, массовое столкновение низов населения с полицией и т.д.). оно тотчас же и безусловно станет чисто политическим». В его донесении в конце ноября повторялись те же опасения 81. И хотя казалось, что в результате проведенных ранее репрессивных мер против социал-демократических организаций последние находились в «ужасном положении», а эсеры были «абсолютно разрознены», Глобачев потребовал, дальнейших арестов центральной «инициативной группы» (меньшевиков) 13 сентября и террористических организаций анархистов 17 сентября. Аресты большевиков производились с 9 по 19 декабря и в ночь на 1 января 1917 г. Как сообщал Глобачев на следующий день директору Департамента полиции А. Т. Васильеву, руководящий комитет социал-демократической партии, большевистской фракции, остался все-таки целым и предположительно готовил попытку проведения демонстрации 9 января, в годовщину Кровавого воскресенья. Три дня спустя, 5 января, Глобачев докладывал материал, добытый через секретную агентуру: «Настроение в столице носит исключительно тревожный характер. Циркулируют в обществе самые дикие слухи (одинаково), как о намерениях Правительственной власти (в смысле принятия различного рода реакционных мер), так равно и о предположениях враждебных этой власти групп и слоев населения (в смысле возможных и вероятных революционных начинаний и эксцессов). Все ждут каких-то исключительных событий и выступлений как с той, так и с другой стороны. Одинаково серьезно и с тревогой ожидают как резких революционных вспышек, так равно и несомненного якобы в ближайшем будущем "дворцового переворота", предвозвестником коего, по общему убеждению, явился акт в отношении "пресловутого старца"». Далее он добавляет, что политический момент напоминает канун 1905 года84.

Практически с 1 по 17 января каждый день охранное отделение проводило обыски и аресты лидеров большевистской партии, инициативной группы (меньшевиков), а в конце месяца рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета. С каждым днем доклады становились все тревожнее. Накануне 9 января Глобачев докладывает «о настроениях революционного подполья» по партиям, делая вывод о том, что «ряд ликвидации последнего времени в значительной степени ослабили силы подполья, и ныне, по сведениям агентуры, к 9 января возможны лишь отдельные разрозненные стачки и попытки устроить митинги, но все это будет носить неорганизованный характер... однако наблюдается общая распропагандированность пролетариата».

Донесения охранного отделения становятся все длиннее и затрагивают настроение, царившее во всех слоях русского общества. Так, в обширной записке от 19 января, полученной от осведомителя и представленной в Департамент полиции, говорилось: «Отсрочка заседаний Государственной думы до сего времени продолжает быть центром всех суждений в самых разнообразных кругах столичного общества... население открыто (на улицах, в трамваях, в театрах, в магазинах и пр.) критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия... Не способные к органической работе и переполнившие Государственную думу политиканы, всевозможные "герои тыла", сомнительные дельцы союзов городов, земств, военно-промышленных комитетов и пр. и пр. понимают свое полное бессилие помочь Правительству в деле упорядочения тыла разрухе которого они содействуют своими речами... Их пропаганда, не остановленная правительством в самом начале, упала на почву усталости от войны... возможно, что роспуск Государственной думы послужит сигналом для вспышки революционного брожения в разнообразных кругах общества и приведет к тому, что правительству придется бороться не с ничтожной кучкой оторванных от большинства населения членов Думы, а со всей Россией»... Далее в записке сообщалось о настроении в армии, о том, что озлобление обывателя дороговизной требует «кровавых гекатомб из трупов министров, генералов», а в семьях, затронутых политикой, «свободно рождаются речи опасного характера, затрагивающие даже священную особу государя императора»...