Мистер Уилкинс, похоже, не слушал. Он дрожал от напряжения и пробормотал в ответ что-то невнятное.
Мистер Слайкомб подошел к одному из вагонов, открыл дверь и пропустил нас вперед.
Пол внутри был устлан восточными коврами, на которых стояли большие блестящие кожаные кресла. В одном из кресел расположился директор Турсгуд, одетый в шелковый курительный халат и вечерние туфли с небольшими помпонами. В одной руке он держал бокал с коньяком, в другой – сигару. Тонкая струйка дыма поднималась к вентиляторам, медленно крутящимся на потолке. Мистера Уилкинса директор, казалось, и не заметил. Его глаза были устремлены на меня. Мы посмотрели друг на друга. В его взгляде сквозило недоверие.
– Пока что вы не очень-то меня удивили, Уилкинс, – сказал он. – Обезьяна как обезьяна. Разодетая в дурацкое платье.
– Простите, сэр. Ничего лучше не нашлось. В Бомбее мы ужасно спешили, как вы, наверное…
Директор остановил его жестом.
– Слайкомб! – позвал он. – Шахматы!
Мистер Слайкомб исчез за дверью в конце вагона и тут же вернулся с небольшим столиком, столешница которого являла собой шахматную доску. Он разложил столик перед креслом директора Турсгуда и расставил фигуры.
– Ну что, Уилкинс, – сказал Турсгуд. – Проверим, на что годится твоя обезьяна.
Потными дрожащими руками мистер Уилкинс расстегнул наручники и подвел меня к шахматному столику, сипло шепнув мне на ухо:
– Только попробуй меня подвести…
Директор Турсгуд дал мне знак начинать. Мне очень хотелось притвориться, что я его не понимаю. Но полагаю, для меня на том бы все и кончилось. Поэтому я просто пошла с пешки. Директор двинул вперед коня.
Когда каждый из нас сделал примерно по десять ходов, директор Турсгуд встал. Он довольно посмотрел на меня и затянулся сигарой. А потом обратился к мистеру Уилкинсу:
– Достаточно. Я удовлетворен. Эта обезьяна – уникальное, удивительное животное. Махараджа будет в восторге. На этот раз вы справились, мистер Уилкинс.
Мистер Уилкинс так разнервничался, что его очки запотели. Казалось, будто от облегчения он вот-вот рухнет на пол.
Глава 39
Станционный работник в Джодхпуре
Когда примерно через час поезд тронулся, я сидела, прикованная к оконной решетке, в нашем с мистером Уилкинсом крошечном купе. Сам мистер Уилкинс отправился в вагон-ресторан ужинать.
На стене у двери висел большой рекламный плакат в рамке –
От Карачи до Бхапура, судя по карте, около ста двадцати сухопутных миль. Я стала считать. Если поезд идет со скоростью пять миль в час, то мы прибудем уже через двадцать четыре часа…
Значит, в моем распоряжении всего сутки, чтобы найти человека, который переправит письмо Ане и синьору Фидардо. Но как это сделать? Ведь я заперта и прикована к окну. От той крошечной толики отваги, которую я с таким трудом смогла в себе собрать, почти ничего не осталось.
Ближе к ночи в купе пришел проводник в желтой форме и опустил две уже застеленные койки над сиденьями купе. Прежде чем лечь, мистер Уилкинс укоротил цепь, соединявшую мой наручник с оконной решеткой. Сперва я не поняла зачем. А потом догадалась. Он хотел, чтобы я не дотянулась до его постели. Боялся, что я нападу на него, пока он спит. Думаю, по той же причине он сунул себе под подушку пистолет.
В ту ночь я не сомкнула глаз. Боль отчаяния в груди никак не давала мне уснуть. К тому же мистер Уилкинс храпел громче бегемота. Я слышала, как храпят бегемоты в джунглях, так что знаю, о чем говорю.
Поезд ехал медленнее, чем я думала. После полуночи он часто останавливался и подолгу стоял на месте. К утру мы добрались только до города Хайдерабад. Я поняла, что путешествие в Бхапур займет не сутки, а скорее неделю.
Но это и к лучшему. Мне нужно время.
На станции в Хайдерабаде было полно народу, все шумели и толкались. Как только наш поезд остановился, окна облепили торговцы с самыми разными товарами: тканями, фруктами, кружками с горячим чаем, клетками с птицами, цветами, изображениями божеств и сладостями всевозможных сортов.
Через решетки на окнах купе товары менялись на деньги. Мистер Уилкинс купил пять сочащихся маслом сахарных булочек с какой-то тягучей начинкой. Три он заглотил сразу. При этом он как-то странно поглядывал на меня. Не злобно, нет. Скорее пристыженно.
После того как он, громко чмокая, облизал сладкие. липкие пальцы, он сказал:
– Я снова пойду в вагон-ресторан. Ничего?
Я не поняла, зачем он мне это говорит.
– Ну, мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовала себя одиноко, – мягко объяснил он. – Ты не будешь скучать, если я ненадолго уйду?
Я покачала головой. Чем меньше я буду его видеть, тем лучше.
Он приторно улыбнулся и подвинул оставшиеся две булочки на мой край стола.