Как видите, рота вернулась из боев в составе всего 22 штрафников! А перед началом Висло-Одерской операции это была полнокровная рота численностью более 100 человек. И моя «полурота», да еще, наверное, хоть и небольшие, но отдельные группы пополнения в ходе наступления… Так что можно себе представить и напряженность, и жестокость боев как на подступах к Варшаве, в Штаргарде, в Альтдамме, так и между ними.
К вечеру подошел и штаб батальона. Комбат приказал Бельдюгову оставить тех, кто уже по своим срокам и боевым делам подлежал освобождению, а остальных передать мне для формирования новой роты.
Отвели нас на одну из окраин Альтдамма, и там начались привычные дела по приему уже накопившегося пополнения, формированию из него подразделений, сочетанию во взводах и отделениях имеющих пехотный опыт войны с теми, кто был слабее в этом отношении. Как ни странно, но появилось, хоть и немного, свободного времени.
Мне отвели небольшой домик, в котором мы с Ритой разместились. Невдалеке устроились и Афонин, и Кузнецов, да и все остальные офицеры. Был конец марта, солнце пригревало так, что мы днем уже ходили без шинелей и без своих овчинных жилетов. Только «кубанки» да шапки еще не сменили на пилотки или фуражки. Рита будто возмужала, лицо ее, всегда бледноватое, обветрилось, вроде бы даже загорело.
Казалось, она даже немножко пополнела. Это потом мы догадались, что она беременна. А когда я спросил ее, не страшно ли было на передовой, она ответила: «Страшновато, но тогда я об этом не думала». – «А могла бы ты убить немца, живого человека, вот там, на поле боя?» – «Наверное, могла бы, не знаю…»
Вскоре были подведены итоги действий роты в Висло-Одерской операции. Капитан Иван Иванович Бельдюгов получил высший по тому времени боевой орден Красного Знамени и был представлен к званию «майор». Афонин и Кузнецов получили ордена Александра Невского, а штрафник Ястребков (Ястребов?) – орден Славы III степени. Жалел он, правда, что не медаль «За отвагу». Бельдюгов и представлял штрафника к ней, но Батурин или по «доброте», или с умыслом сделал представление уже без пяти минут восстановленного во всех правах офицера к солдатскому ордену Славы. О том, как и почему реагировали на это награждение офицеры-штрафники, я уже объяснял читателям ранее.
Было награждено еще несколько человек, ну а я, числившийся в составе боевого подразделения только дублером, естественно, не был награжден. Зато Риту, по настоянию нашего врача Степана Петровича, представили к награде медалью «За боевые заслуги». Радовались мы этому, конечно…
Еще через несколько дней стало известно, что полоса 1-го Белорусского фронта в ожидании решающего наступления на Берлин значительно сужается, и мы должны будем передислоцироваться значительно южнее.
Я занимался формированием роты и подготовкой ее к передислокации вдалеке от расположения штаба, когда до нас дошел слух, что к штабу батальона неожиданно подъехал командующий 2-м Белорусским фронтом маршал К.К. Рокоссовский. За ним уже утвердилась репутация маршала, который часто бывает непосредственно в войсках. Вот и здесь он вроде бы приехал на тот участок, который отходил от 1-го Белорусского к нему, да еще досужие фантазеры предполагали, что он просто знал, что здесь расположена та самая «банда Рокоссовского» (как окрестили нас немцы), и решил ее навестить. По крайней мере, так многим хотелось думать.
Но опять, как тогда, под Жлобином, казалось, мне не повезло. Я не успел понять ситуации и подойти, чтобы увидеть прославленного полководца, но, как выяснилось тут же, приехал всего-навсего какой-то генерал, ростом и внешним видом вроде бы похожий на маршала. Поэтому и прошла по «солдатскому телеграфу» такая дезинформация. Ну а что там происходило, мне уже было неинтересно, дела были поважнее.
Вскоре стало известно, что моей роте предстоит участвовать в форсировании Одера на одном из участков, севернее уже захваченного войсками 1-го Белорусского фронта Кюстринского плацдарма.
Вот туда, на юг, нас всех срочно и перебросили.