Правда о «Зените»

— В той команде не было ни одного говнюка. Гнилой человек в том коллективе, наверное, просто не смог бы прижиться. И дедовщины не было. Не будь в «Зените» таких отношений, мы никогда не стали бы чемпионами. В 84-м и до него все были друг за друга. Мы были командой и в хорошем, и в плохом смысле. Вы понимаете, о чем речь. Можно говорить то угодно, но совместная выпивка тогда была неотъемлемой частью нашей жизни. Это ведь был Советский Союз. Игра заканчивается в девять вечера, пока помылся, побрился и выслушал тренера — уже десять, три следующих дня предстоит сидеть на базе на «карантине», а адреналина по горло. Телевидение поздно вечером уже не работает, видика у тебя нет — что делать-то, как стресс снимать?

Сели с ребятами, обсудили игру, каждый высказал друг другу претензии. Это было своеобразное самоочищение. Мы, молодые, отвечали за то, чтобы на столе все было нормально нарезано. Были в Питере места, вроде подсобок у каких-то наших знакомых, управлявших ресторанчиками. Все зависело от результата — если хорошо сыграли, то сидим в самом ресторане, если хуже — то в подсобке.

Конечно, кто-то мог остановиться, кто-то не мог и ехал дальше. Но был закон: не дай бог тебе на следующий день не прийти на тренировку! Тогда тебя осуждали все. Не тренер (с ним — отдельный разговор), а команда. Тебе говорили: «Слушай, парень, если не можешь — не пей, сиди и нарезай, но на тренировку будь любезен выйти, чтобы остальных не "плавить"».

Силой Садырина было то, что он давал такую возможность, поскольку это сплачивало коллектив. Но некоторые не могли остановиться — причем годами. Подчеркиваю — это не вина людей, а беда. У нас не было тогда альтернатив в виде других развлечений. Но всю ту команду нельзя представлять алкоголиками, мы ими не были. Это была своего рода отдушина. Или, как теперь красиво говорят, — реабилитация.

Для меня Пал Федорыч тогда был идеалом тренера. Со временем я понял, что лично мне для того, чтобы хорошо играть, надо морально чувствовать себя комфортно. И тренер нам этот комфорт давал. Садырин был для всех ребят непререкаемым авторитетом. Он прекрасно разбирался в футболе, но был еще достаточно молод для того, чтобы самому выйти на тренировку и показать, как надо. По натуре он был добродушный человек, но, выходя на поле, заводился, становился злющим, рвал и метал, ненавидел проигрывать. К людям он относился исходя из того, что каждый заслуживал, и люди отвечали ему тем же. Контакт был обоюдным.