Но Елизавета и не отказывается от иноземной помощи, в том числе и от помощи шведов! Она предлагает свои варианты: а что, если шведское правительство заявит, что шведская армия перешла границу только с одной целью — помочь России избавиться от власти временщиков? Это можно! Ведь Елизавета подсказывает шведской стороне прекрасное оправдание агрессии, да к тому же очень унизительное для России.
А если в шведской армии будет находиться «голштинский чертушка», законный наследник престола Петр, герцог Голштинский? И это можно! Пусть себе находится, оправдывает своим присутствием явное вторжение и агрессию…
Так что шведы идут во всем навстречу Елизавете, но как тут насчет встречных обязательств? А вот тут–то Елизавета начинает тянуть, вилять, всячески затягивать переговоры. В конце концов она так и не ставит своей подписи под обязательствами! Так, устно соглашается, став императрицей, отдать какие–нибудь территории… Какие конкретно? Посмотрим…
Вот тут–то Шетарди и шлет Нолькену письмо, с которого мы начали эту главу. И Швеция выступает, летом 1741 года объявляет войну Российской империи! Широко оповещено, что в составе шведской армии находится наследник русского престола, герцог Голштинский, а на русской территории распространяются листовки от имени шведского главнокомандующего генерала Левенгаупта. В листовках говорилось, что шведская армия вошла в русские пределы с одной целью:
«получить удовлетворение за многие неправды, причиненные шведской короне
Вероятно, Швеция и так начала бы эту войну, но ведь получается — Елизавета все–таки получает иностранную помощь! Победят шведы — сажают ее на престол. Проиграют — а она тут при чем?!
Но в оценке мощи шведского оружия права была Елизавета, а не Шетарди! Шведская армия потерпела сокрушительное поражение при Вильямштранде; такое сокрушительное, что кампания, по существу, этим и окончилась.
Елизавета пришла к власти не на шведских штыках, но не забудем — и такого пути к власти она вовсе не исключала. А французское золото весьма помогло ей — в числе всего прочего щедро одаривать гвардейцев и тем самым быть у них еще популярнее…
Не забудем об этом, когда дворянство множеством умильных голосов расскажет нам — какая Елизавета замечательная, великолепная, честная, патриотичная!
ДЕЙСТВО
Очень пикантная деталь — слухи о перевороте, который готовит Елизавета, пошли по Петербургу уже с осени 1740 года. За год до решающих событий!
В следственных материалах Тайной канцелярии полным–полно сведений о тайных беседах и гвардейцев, и придворных, и «разных чинов людей» об упадке страны при немецких временщиках, о забытых заветах Петра Великого, о золотой русской старине, которая и то лучше нынешнего срама.
В июне 1741 года был даже донос, что в Летнем саду к Елизавете подбежали несколько гвардейцев:
— Распоряжайся нами, матушка!
— Тише, тише, неразумные, — остановила их Елизавета, — вы погубите и меня, и себя! Ещё не время!
Такого рода доносы несколько раз получала Анна Леопольдовна, и поразительны нерешительность правительницы и герцога Антона, их неуверенность в себе. Никаких ответных действий! И это при том, что они и Миниха боялись, и Елизаветы Петровны и следили за ней.
В январе 1741 года, когда Миних ещё был первым министром, майор гвардии Альбрехт призвал аудитора Барановского и объявил ему именной указ:
«Должен ты быть поставлен на безызвестный караул близ дворца цесаревны Елизаветы Петровны, имеешь смотреть: во дворец цесаревны какие персоны мужеска и женска пола приезжают, також и её высочество куды изволит съезжать и как изволит возвращаться — о том бы повседневно подавать записки по утрам ему, Альбрехту… Французский посол когда будет приезжать во дворец цесаревны, то и о нем рапортовать в подаваемых записках».