Правда смертного часа. Посмертная судьба.

Об этом же вспоминает Даниэль Ольбрыхский в своей книге «Поминая Высоцкого»: «Он много знал о Варшавском восстании, о его трагической судьбе. Слышал, что по приказу Сталина наступление было остановлено, чтобы восстание обескровилось, чтобы погибли те, кто хотел сказать миру: «Мы освободили свою страну, мы имеем право решать судьбу нашей страны». Когда-то Володя сказал мне с наивностью ребенка: «Я знаю все, даже о пакте Молотова— Риббентропа». (Т. е., грубо говоря, о разделе Европы между Сталиным и Гитлером. — В. П.)

К этому времени Высоцкий Сталина, разумеется, ненавидел. Марина Влади пишет об одном характерном случае в Тбилиси: «Пир продолжается. В зале шумно и весело. Вдруг один из гостей громко спрашивает:

— Забудем ли мы выпить за нашего великого Сталина? '

За столом воцаряется нехорошая тишина. Грузинская интеллигенция жестоко пострадала при Сталине, и если некоторые люди относятся к нему с ностальгическим восхищением, хозяин дома, как и мы сами, считает его самым настоящим преступником.

Я беру тебя за руку и тихо прошу не устраивать скандала. Ты побледнел и белыми от ярости глазами смотришь на того человека».

На окончательный вывод — Сталин — убийца и чудовище, — по всей вероятности, повлияли два обстоятельства. Первое — общение и дружба с Вадимом Ивановичем Тумановым, который сам прошел сталинские лагеря. И второе — чтение запрещенного тогда Солженицына. Марина Влади: «…Мы вместе в Париже читали «Архипелаг ГУЛАГ». Володя был потрясен! Он считал, что Солженицын сделал нужное дело, даже подвиг совершил, когда описал все, что творилось при Сталине…»

Сталин и сталинские времена в стихах и песнях Высоцкого — тема большая и отдельная. Только несколько замечаний. Еще в 1973 году В. В. в стихотворении «Пятна на солнце» ставит рядом Сталина и Гитлера.

Вон, наблюдая втихомолку
Сквозь закопченное стекло —
Когда особо припекло —
Один узрел на лике челку.
А там другой пустился в пляс,
На солнечном кровоподтеке
Увидев щели узких глаз
И никотиновые щеки

В заключение, о странных сближениях. После похорон В. В. в Москве говорили, что со времен смерти Сталина в стране не было такого всенародного горя.

ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ

Володя, я соавтор твоих первых песен…

17 сентября 1980 года в Москве от туберкулеза умер двоюродный брат Владимира Высоцкого — Николай. По словам Нины Максимовны Высоцкой, на похоронах Николая был весь персонал больницы — его по-человечески любили…

Николай сыграл важную роль в жизни В. В. — роль практически неизвестную и совершенно неоцененную. Одной из первых сказала об этом Людмила Владимировна Абрамова: «…Про Колю надо вспоминать, ведь он был чистейшей, ангельской души человек, и ни в чем не виновный. А ведь он был осужден, сидел в лагерях. И очень много текстов — просто блатных песен — Володя знал от него. Коля вернулся не потому, что его кто-то простил, — он был комиссован как страшно больной человек… И нигде ни в чем он не озлобился, никогда в жизни не ругал тех, кто его посадил…»

Николай попал в сталинские лагеря, в сущности, по недоразумению — его попросили (или заставили) посторожить ворованную капусту…

И не только тексты лагерных песен узнал В. В. от своего двоюродного брата, — вспоминает «вечный сосед» Высоцких Михаил Яковлев (сын Гиси Моисеевны): «Хорошо помню Николая… Однажды он появился у нас на проспекте Мира, появился после сталинских лагерей. А попал он туда ни за что: кажется, с голоду украл буханку хлеба… В лагере он заболел туберкулезом.

Я даже помню, как Коля уезжал из Москвы — здоровый ухоженный ребенок — а вернулся, по существу, инвалидом. И вот мы втроем: Володя, Коля и я, иногда сидели до утра: он рассказывал нам про лагерную жизнь. Пел какие-то лагерные песни. Я глубоко уверен, что это оказало влияние на первые песни Высоцкого — так называемые «блатные»…»

Так что, знание лагерной жизни было у В. В. задолго до чтения «Архипелага ГУЛАГа» и знакомства с Вадимом Ивановичем Тумановым. Это подтверждает сам Туманов: «…Это не совсем точно, что Володя узнал про лагеря от меня, — хотя на все эти темы мы с ним подробно переговорили… У него был двоюродный брат— Николай, который сидел в Бодайбо. Володя многое знал от него».

Друзья детства В. В. хорошо помнят Николая, — разумеется, он не мог не произвести сильного впечатления и своими рассказами, и своей судьбой. Владимир Акимов: «Однажды Коля показал нам (мы еще мальчишками были) как делаются карты в местах не столь отдаленных: из газет и картошки. Масти рисуются сажей от каблука и истолченным в пыль, размоченным слюной кирпичом. Хорошие были карты — на ощупь как атласные. Володя ими очень дорожил, хотя карточные игры, в сущности, миновали нас. Коля вышел по амнистии, пробыв энное количество лет на приисках в Бодайбо».