Правда выше солнца (СИ)

– Да, я бы хотел так сделать, – продолжал он. – Но вижу, к чему это приведёт. Гнев Локсия и прочих… пришельцев. Война, какой раньше не бывало. На весь мир. Погибнут тысячи людей. Сотни тысяч. Да и что мы получим, даже если победим? Будем вновь молиться Аполлону, а не Локсию в облике Аполлона? Но все и так молятся Аполлону. И я буду молиться ему в моей душе. Потому что, – Акрион с силой провёл рукой по волосам, – потому что если его воля такова, чтобы какие-то могущественные лжецы помогали нам жить в мире… Значит, я должен принять такую волю.

«Он здорово изменился, – подумал Кадмил, глядя на Акриона. – Когда же это случилось? Когда дрался на арене в Вареуме? Или позже, когда повёл лудиев в атаку на строй солдат? Да нет, тогда он ещё был прежним. Мальчишкой. Актёром, который играл заранее написанную роль. А теперь стал другим. Когда же?..»

– Умный ответ, – сказал он осторожно. – Признаться, я ждал чего-то другого.

– Чего ждал? – спросил Акрион хмуро.

– Не знаю, – Кадмил пожал плечами. – Например, что придёшь в это своё состояние страстного гнева и снесешь мне башку…

– Я открою людям правду, – перебил Акрион. – Они должны знать, зачем нужны храмы. Должны знать, что нужны богам. И неважно, как зовут этих богов – Локсий и Орсилора, или Аполлон и Артемида. Люди должны знать правду.

Спиро подал Акриону венец из электрума.

– Держи, пацан, – сказал он. – Заслужил. Теперь уж точно.

Акрион взял диадему, но надевать не спешил. Лицо его вдруг исказилось.

– Я спускался в Аид, – сказал он с трудом. – Видел там Гермеса. Видел родителей. И... и сестру. Фимения мертва. Мертва.

Кадмил покачал головой.

– Мне пора идти, – сказал он. – Думаю, с ней всё хорошо...

Он не договорил. Кто-то бежал по коридору. Босые ноги шлёпали по каменным плитам, слышалось сбивчивое дыхание вперемежку со стонами и всхлипами. «А вот и Фимения, – подумал Кадмил. – Перепугалась, небось, шума, когда лудии ворвались во дворец. Спряталась где-то, послала на разведку рабынь. Девчонки донесли, что это пришёл любимый братец. И вот она, несётся его встречать». Он хмыкнул: по крайней мере, хоть кому-то нынешняя ночь принесёт радость. В самом деле, не мог же Акрион в коматозном бреду провидеть гибель сестры…

В зал вбежала девушка. Незнакомая, русоволосая, одетая в простой экзомис. «Рабыня, – сообразил Кадмил. – С севера, видно. А где Фимения?»

– Беда! – воскликнула рабыня. Споткнулась, упала на колено, вскрикнула от боли. – Беда! Госпожа… Скорей! Беда!

Акрион навис над ней – сумрачный, тёмный лицом.

– Кто твоя госпожа? – спросил он.

– Пелонида, Фимения Пелонида! – девушка плакала, сжимала руки в замок. – Идём! Скорей!

«Диковинный акцент, – отстранённо подумал Кадмил. – Из Твердыни или ещё откуда-то?»

– Веди! – бросил Акрион.

Она вскочила и, заливаясь слезами, побежала из комнаты. Бежала неумело, расставив руки, прихрамывала на каждом шагу. Акрион вышел следом – ему не нужно было переходить на бег, чтобы догнать рабыню.

Кадмил и Спиро переглянулись.

– Не ошибся он, похоже, – произнёс Спиро печально. – Неладно что-то с сестрёнкой. Пойдём, что ли?

В коридоре они тотчас нашли путь – манило светлое пятно, до которого было не более дюжины шагов. Поспешили; пятно оказалось дверью, маленькой, неприметной, закрытой прежде подставкой с горшком, откуда до самого пола змеились плети плюща. Сейчас подставка валялась, опрокинутая, рядом с дверью, и растоптанный плющ умирал на мраморных плитах, источая горький летний аромат.

За дверью нашлась винтовая лестница, подобная той, что была устроена в башне Ликандра. Откуда-то сверху слышались глухие рыдания, брезжил свет. Кадмил взошёл по скрипучим ступенькам наверх. Лестница вывела его в низкую комнату без окон. Спёртый воздух был наполнен запахом благовоний. У стены жалась давешняя рабыня, и рядом с нею – ещё две девушки, плачущие. Посредине же комнаты…

– Смерть и кровь, – пробормотал Кадмил.

Она лежала навзничь, далеко откинув руку. Лицо вздулось, как от пчелиных укусов, на висках проступили набрякшие вены. Распахнутые глаза казались сплошь чёрными, но, приблизившись, Кадмил различил в свете чадящего факела, что белки налиты кровью. Из углов рта сочилась пена, растекалась по полу, впитывалась в дерево.

Акрион сидел на полу рядом с телом. Ладонь его покоилась на плече сестры, неподвижный взгляд впился в изуродованное смертной мукой лицо.

Кадмил шагнул к нему. Задел ногой что-то глухо звякнувшее. Под ногами валялся крохотный пузырёк – алабастр с едва различимым нитяным рисунком на глянцевых боках.

– Кто… – казалось, шрам сдавил горло, не пропуская ни звука. – Кто её… отравил?

Акрион качнул головой.

Спиро встал рядом с Кадмилом. Тяжело вздохнул.

– Что ж за ночь-то такая поганая, – шепелявя сильней обычного, пробормотал он.

Кадмил не ответил. Ночь и впрямь была поганой. Но рассвет обещал стать ещё хуже.

Из угла, где сидели рабыни, донёсся шорох. Русоволосая рабыня, шмыгая носом, подошла к Акриону.

– Тебе, – робко сказала она, протягивая лоскут дифтеры. – Сказала… передать тебе.

Акрион посмотрел на неё, словно не понимая. Затем медленно взял дифтеру. Развернул.