Правда

Десятого октября за чаем на квартире гостеприимного меньшевизана Суханова-Гиммера прошло последнее заседание штаба большевиков. Кроме Ленина, Дзержинского и призрака Троцкого, присутствовали: Зиновьев и Каменев (они помирились, как-то, по-видимому, решив вопрос о сапогах), деловитый и подающий надежды Свердлов (он единственный из всех большевиков, кроме Кржижановского, твердо знал таблицу умножения), Коба Сталин, Шурочка Коллонтай, протеже Дзержинского молодой налетчик Урицкий и еще несколько малозначительных лиц. приглашенных просто для компании. (Надежда Константиновна прийти отказалась, сославшись на мигрень.) Все они были в разноцветных париках, усах, бородках, бакенбардах, в сложном гриме — и с трудом узнавали друг друга... Ленин был не в духе, у него болели зубы, приходилось постоянно полоскать рот водкой, а выплевывать было жаль, — так что к концу вечера он уже смутно понимал происходящее.

Все долго спорили и ругались. Зиновьев, дико возомнивший о себе после написания «Государства и эроса», опять твердил, что провинция не поддержит большевиков, а при поддержке Учредительного собрания, которое вот-вот должны были созвать, можно добиться большего, нежели военным переворотом. Лева Каменев поддерживал своего товарища.

— С Керенским вполне можно договориться, — уверял он.

— Конечно, можно, — согласился Зиновьев. — Он очень даже ничего.

— Урод, — возразил Каменев и посмотрел на Гришу очень сердито. — Костюма носить не умеет. Ему женское платье носить — таз широкий. Но договориться можно.

— С фраерами только фраера договариваются, — сквозь зубы произнес Урицкий и, сияя новенькой фиксой, сплюнул на пол.

— Решили ведь делать переворот, — угрюмо сказал Ленин, не желавший показаться колеблющимся и безвольным человеком, — так чего уж теперь?

— Простите, а вы, собственно, кто такой? — спросил Свердлов, глядя на Ленина очень подозрительно. Ильича и вправду трудно было признать в повязке, с двумя трогательными заячьими ушами над лысиной. Вдобавок он для конспирации сбрил бородку.

— А мои матросы! — кричала Шурочка Коллонтай. — Они так возбуждены! Нельзя обмануть их ожиданий!

— Зарэзать, и дело с концом, — пробурчал Сталин.

— Кого, Коба?

— Да всэх.

— Ах, Коба, ну тебя, надоел, — отмахнулся Зиновьев. — Поди лучше принеси фруктов... (Ах, если б он мог увидеть, каким взглядом посмотрел на него Сталин, выходя из комнаты!..)

— Довольно пререканий, — холодно сказал Дзержинский. — Все решено. Временное правительство вот-вот откроет фронт и сдаст немцам Петроград. Немцы — подлецы, они удушат революцию в колыбели. — «Как только русские болваны могут слушать всю эту чушь?» — удивлялся он и по примеру Ленина продолжал нести что в голову взбредет: — Зато как только мы возьмем власть в свои руки — на Западе тоже наступит социализм. Короче говоря, спирт роздан — отступать некуда.

— Если разлили, надо пить, — кивнул Урицкий. — Вынул нож — режь.

— Если яйцо разбито, надо делать яичницу, — вставил Ленин. Он где-то вычитал эту французскую фразу и считал ее довольно эффектной.

— Впрочем, можете проголосовать, если хотите... — презрительно усмехнулся Железный. — Но учтите, другого такого бардака при нашей жизни может не случиться. Ставлю на голосование резолюцию товарища Ленина. Кто «за»? Товарищ Свердлов?

— Угу... — Свердлов вздохнул и поправил очки, всегда сидевшие на нем немного криво.

— Товарищ Урицкий?

— Ну! В натуре.

— Товарищ Сталин?

— Таварищ Сталин за все.

— Товарищ Каменев?

— Я... Я... — На лице Левы отразились мучительные колебания. — Я, вообще-то, против... Но голосую «за»... Короче, запишите, что я воздержался. Потому что товарищи...

Ленин ожидал, что Зиновьев вскочит и вцепится Леве в волосы, но тот, поняв, что дело проиграно, лишь пролепетал, что он хотя и против, но тоже «за», ибо товарищи...

— Вот и превосходно, — подытожил Дзержинский. — Товарищ Троцкий, разумеется, «за»... Так что ставить на голосование резолюцию товарища Зиновьева нет никакой необходимости.

И резолюция о вооруженном перевороте была принята. Зиновьеву за его постоянное штрейкбрехерство отомстили, не включив в состав тайной пятерки под леденящим душу названием Политбюро, которая должна была руководить переворотом. В нее вошли Ленин (его обязанностью было произнесение речей), Дзержинский (снабжение кокаином и общее руководство), Сталин (шашлык, фрукты и семечки), чистосердечно раскаявшийся Каменев (ведение протоколов) и, разумеется, безответный Троцкий, чтобы в случае неудачи было кого выдать Временному правительству. Впрочем, за оставшиеся до переворота дни неугомонный Феликс Эдмундович успел насоздавать еще штук двадцать различных секретных и сверхсекретных пятерок, троек и других органов. Он делал это специально, чтобы среди революционеров был хаос и никто не помнил, когда и за какую резолюцию голосовал, и не понимал, какой орган главный и кто кому и в каких вопросах должен подчиняться.

— Ильич, не по душе мне все это. Подумай об Инессе! Ей бы тоже не понравилось.