Правда

— Троцкий. Он так представился.

— Яша, вы чокнулись. Троцкого не существует; как же он мог звонить по телефону?

— Ну уж я не знаю, — обиженно отвечал Свердлов, — существует Троцкий, не существует ли... А только он звонил. Это факт. Он сказал, что отдан приказ о нашем аресте, и велел всем немедленно ехать в Смольный и там забаррикадироваться.

— Чушь собачья! — яростно фыркнул Ленин. — Буду я еще подчиняться какому-то несуществующему Троцкому! — Но тут он выглянул из окна и увидел, что по улице идут войска... «Бывают же какие-то там потусторонние голоса, которые предупреждают людей о разных вещах. Как-то, помню, баба Лена слышала голос своей покойной матушки, которая велела ей из дому не выходить; а назавтра она пошла в мясную лавку и сломала ногу... Есть многое на свете, что недоступно уму...» — Товарищи, Троцкий прав: забаррикадироваться надо бы... Только зачем ехать в Смольный? — Ленин поморщился: зуб болел все сильней.

— Там институтки, наверное... Никто не подумает, что у большевиков штаб в институте благородных девиц.

— Не знаю. Вы езжайте, а я потом.

— Слушайте, Ленин! — взорвался маленький алкаш с бородкой, прозванный за роковую склонность Бухариным; выпив, он начинал неудержимо рассуждать о пользе спиртного, за что получил добавочное прозвище «главного теоретика партии». — Все рискуют, а вы будете тут сидеть, круассанчик кушать?

— Я болен, говорят вам! — простонал Ленин. — У меня зубы болят, дубина!

— И что? Теперь из-за ваших зубов всем пропадать?

— А вы без меня уже не можете до Смольного доехать?

— Мочь-то можем, — подал голос Богданов, — однако, Ильич, вы главный оратор партии. Если придется говорить с солдатами, никто, кроме вас, их не заболтает... Не Кобу же выставлять против штыков!

— Ну я приеду, приеду! — поморщился Ленин. — Только не сейчас!

Ему до смерти не хотелось ехать в Смольный со всей этой компанией. Забаррикадироваться на подпольной квартире было бы, конечно, верней. Сейчас они выйдут на улицу, попадутся первому же патрулю—и прощай, наследник российского престола...

Призрак Троцкого был ни при чем. По телефону звонил и разговаривал измененным голосом Феликс Эдмундович. Он решил не дожидаться седьмого ноября, потому что у него закончились запасы морфия, необходимого, чтобы до поры до времени держать революционных матросов в состоянии сонной одури. Большевиков же Дзержинский отправил в Смольный затем, чтобы во время переворота они все были заперты вместе и не могли подойти к Зимнему. Он один будет там и вместе с революционными матросами — чтоб им провалиться! — войдет во дворец и наденет на палец волшебное кольцо.

Надев парики, революционеры короткими перебежками направились в Смольный. Парика не было только у Кобы — он обходился огромной кепкой; да, по совести говоря, кому нужен идиот? Ленин досидел на конспиративной квартире до вечера, а вечером зуб разболелся так, что, пометавшись по комнате, он отправился в Смольный. У большевиков всегда можно было достать морфий, так он, глядишь, дотерпит до утра — а утром к врачу. Только не врачу из товарищей, вроде Богданова, — а настоящему врачу, по зубной части. Слово «товарищ», понял Ленин, способно обесценить все: врачи-товарищи не умели лечить, журналисты-товарищи — писать, а уж женщина-товарищ...

Вечером он покрепче завязал повязку и, спрятав под кепку белые уши платка, отправился в Смольный.

«Может, и институтки там, — думал он с надеждой. — Забаррикадировались, на улицу-то боятся... Эдакие, в азарте, в легкой панике...». Он даже забыл ненадолго о зубе.

А на улицах и без правительственных войск было неспокойно. Повсюду, предводительствуемые Шурочкой Коллонтай и девушками-символистками вроде Ларисы Рейснер, слонялись огромные толпы революционных матросов вперемешку с революционными солдатами: они пели песни, грабили магазины, расстреливали встречных и поперечных... «С этим надо что-то делать... — думал Ленин, крадясь как можно незаметнее вдоль домов. — Например, объявить войну какой-нибудь морской державе и отправить туда этих растреклятых матросов... Как бы им не взбрендило поджечь или взорвать Зимний... Потом поди ищи там кольцо! И где Железный?! Вторые сутки уж как он не появляется... Неразбериха полнейшая... Неужто он и впрямь нас всех обдурить решился? Но я не дудка и играть на себе не позволю...»

В то время как Владимир Ильич рефлексировал, Феликс Здмундович действовал. Переодевшись Троцким, он бросал отряды в бой; изменив почерк, от имени Ленина писал и разбрасывал воззвания («Временное правительство низложено; власть перешла в руки Петроградского совета...»), — эта ложь нужна была ему для того, чтобы поднять боевой дух в рядах матросов; к утру 25-го он навел обратно разведенные Керенским мосты и хладнокровно занял почту, телеграф, Николаевский и Балтийский вокзалы, центральную электростанцию (не без помощи земляка Кржижановского), Государственный банк, крейсер «Аврора», «Яр», «Стрельну», «Донон», «Прагу», «Аквариум» и много других стратегических объектов.