Почти все жители собрались на улице, многие поднялись с постели чтобы помочь Граймсу. На территории Александрии Кэрол не оказывается. И лишь следующим утром Карл случайно натыкается на плохо прикрытый люк. Рик и Саша спускаются внутрь канализационного туннеля, проходят его насквозь и в молчании вылазят наверх уже за воротами их поселения. Ночью был дождь, следы на полях в пыли не остались, а теперь их и подавно не найти. Рядом со сдвинутой крышкой алеет платок Рокси. Энид не показалось…
***
Ниган раздвигает ширму и выход на балкон. Едва заметив его люди, внизу их очень много, преклоняют колени, а он принимает их трепет. Ниган счастлив. Это едва ли не единственное что заставляет чувствовать его счастливым после того, как жена умерла. Наверно он любил ее. Даже точно. Теперь этой нет, но у него есть много, много других жён. И он ничуть не стесняясь использует их, горячих и проворных, старающихся как следует угодить ему. Да почему нет то? Диксон, с безопасно связанными за спиной руками, стоит сразу за Ниганом.
— Вот же, ну смотри!
Все не поднимая голов, стоят на коленях. Это не то, чтобы полноценные люди, это лишь винтики в огромной системе. Это рабочие. А сам Ниган дулами винтовок, пистолетов, остриями стрел и даже клонов Люсиль вкраплен в рабочую массу, стоит по периметру, контролирует и направляет своё стадо. Каждый Ниган. И Ниган единственный.
— Власть. Вот она, хороша, а? Рику вы также поклоняетесь? — Спрашивает Ниган, повернувшись к Диксону.
Тот сначала не собирался с ним говорить, но увиденное его ошеломило. Сотни людей в Святилище, сотни! И все склонились и смирились. Да если только эта огромная сила чихнуть захочет — Нигана и остальных просто размажет по стенам. Но нет, не чихает стадо. Рабочие поднялись с колен после стандартной процедуры приветствия своего лидера и занялись работой. Работа не останавливается тут ни на час. Сделал своё дело, делай другое и так дальше. Зато защита и еда. В новом мире это самое главное.
— Они счастливы. Стабильны. А ты счастлив? — Он разворачивается лицом к Диксону. — Или думаешь как достать еду каждый свой гребанный день и час? Может, Рик умеет превращать воду в вино и камни в хлеб?
Ниган улыбается, но Дэрила всего коробит.
— Рику такая власть не нужна. Мы другие. Мы — одно целое. — Дэрил думает, поймут ли его и надо ли ему чтобы такой, как Ниган его понял, но потом все же добавляет: — Мы семья, - щурясь моргает, - а это все однажды пойдёт по пизде.
Ниган растягивает улыбку сильнее. — Ты думаешь, я не знаю, что такое семья? — Он дергается назад, но потом стремительно склоняется к Диксону, почти кричит: — Это херь собачья, твоя семья! Рики сейчас забился в свой уголок, ссыт кровью и проклинает день когда впервые выжил. А может ваш друг, тот, которого я убил, тоже рад что вы — семья? Да это все херь, и ты это скоро поймешь. Сила — вот это все.
Настроение у Нигана внезапно портится и позвав Дуайта он отдает распоряжения насчет пленника. Ниган настроен решительно — докажет Диксону что сила — это то, что имеет значение, а не какая-то там семья. Херня!
***
Он зол? Да нет, он просто в бешенстве! Рвёт крышу! Вот идиот, столько лет, и так проколоться! Рокси нет все дольше, а с каждым днём, пока ее нет, его бешенство растёт и увеличивается. На встрече с Риком оно просто превращается в торнадо и он убивает. Убивает и убивает. Ее нет!
***
Мэри пинает ногой провисающий потолок палатки. Черт его возьми, в кого только они опять превратились! Настоящие гребаные животные. Зато их много. Очень много. Она присаживается, отбрасывает от себя сырую недоеденную тушку белки и с трудом подгибает под себя простреленную Кэрол ногу. Херова сука! Мэри теперь всю жизнь будет хромать. А Алекс? Посмотрите-ка на его голову! Похож на какого-то уродца после того, как Рик пальнул в него. Да и то это лишь цветочки.
Младенец рядом начинает кричать и женщина отвлекается от сожалений и ковыляет к стоящей рядом палатке.
Они были и скотом, были и мясниками, а теперь? Теперь они ниже ходячих. В пищевой цепочке опустились на самое дно. Лишь младенцы их группы пока едят хоть что-то приличное. И то многим женщинам, кто решился родить, не хватает нормальной еды. Мэри знает, помнит, как это жутко — остаться голодной. Помнит, как жутко быть изнасилованной. И больше такого не хочет. Больше такого и не будет.
Также Мэри знает как тяжело выхаживать больного, который никогда не выздоровеет. Который больше никогда не заговорит, больше никогда не станет сам ходить, есть, одеваться и так далее. Алекс овощем лежит рядом с коробкой младенца, что своим криком заставил Мэри встать. Женщина бурчит на маленького, оборачивается на Алекса и всхлипывает. Внутри палатки она единственный взрослый, стесняться некого. После успокаивает ребенка и покачивая его на руках выходит наружу.