Правду! Ничего, кроме правды!!

Б р а й е н т. В юмористическом журнале «Муха».

Ю м с. Вот как!.. Значит, уважение к женщине и к нравственности стоит на таком уровне, что материалы подобного рода печатаются в юмористических листках?

Б р а й е н т. Если так ставить вопрос, сэр, то что сказать об уважении к женщине и о нравственности в нашей стране, где подобные материалы фигурируют не в юмористических листках, а в протоколах Сената?!

О в е р м э н. Я заметил, что вы не прочь превратить наши протоколы в юмористические листки, миссис Брайент. Но это вам не удастся.

Б р а й е н т. Тогда вам не о чем тревожиться, сенатор.

Н е л ь с о н. Не будьте так дерзки, миссис Брайент.

С т е р л и н г. Видели ли вы в России людей, просивших хлеба, пищи и тому подобное?

Б р а й е н т. В России всегда было много нищих, но, насколько мне известно, их теперь меньше, чем раньше.

Н е л ь с о н. Не потому ли там не стало нищих, что они вступили в Красную Армию?

Б р а й е н т. Может быть, следует и нам призвать в армию наших нищих и направить их на помощь адмиралу Колчаку?

У о л к о т. Не думаю, чтобы вы или я были призваны обсуждать здесь военные проблемы.

Б р а й е н т. Я с вами вполне согласна, сенатор. Поэтому старой леди не следовало бы являться сюда с заявлениями, что нам нужно послать столько-то солдат в Россию.

К и н г. Миссис Брайент, мы согласились выслушать ваши показания, а не вашу критику других показаний.

Б р а й е н т. Вы считаете, что эти показания даже не заслуживают критики? Тогда вы правы…

К и н г. Я этого не говорил!

О в е р м э н. Миссис Брайент, неужели ничего из сказанного здесь другими свидетелями вы не можете подтвердить?

Б р а й е н т. Могу.

Н е л ь с о н. Приятно слышать.

Б р а й е н т. Один из свидетелей сказал, что в числе петроградских комиссаров был американский негр… В Петрограде действительно жил один американский негр.

С а й м о н с. Да, да. Это точно!

Б р а й е н т. Но он был профессиональным шулером.

У о л к о т. Это и есть профессор Гордон?

Б р а й е н т. Он самый. Профессор картежной игры.

С т е р л и н г. По-вашему, он не имеет никакого отношения к правительству?

Б р а й е н т. Имеет. Но только к нашему, как американский подданный!.. Я хочу довести до всеобщего сведения, что всякий, кто пытается честно освещать события, подвергается постоянному запугиванию, преследуется. А свидетели, наиболее осведомленные о положении в России, вообще не приглашаются…

О в е р м э н. Вас лично ведь это не коснулось.

Б р а й е н т. Коснулось и лично. Я требую, чтобы был вызван и допрошен…

Ю м с. Мистер Рид?

Б р а й е н т. Да.

О в е р м э н. Ваш муж?

Б р а й е н т. Да.

Ю м с. Он не обращался к нам с письменной просьбой.

Б р а й е н т. Неправда! Он писал вам, сенатор Овермэн!

О в е р м э н. Хорошо, не стану отрицать этого. Может быть, такое письмо получено и находится где-то у моего секретаря.

Н е л ь с о н (Брайент). Скажите прямо: вы стремитесь к укреплению большевистской власти в России?

Б р а й е н т. Я думаю, что решить это должны сами русские.

О в е р м э н. Русские люди молят нас о помощи.

С т е р л и н г. К тому же наша интервенция послужит делу мира во всем мире.

Р о б и н с. Давно известно, господа сенаторы, что голым насилием нельзя задушить идею!

С и м м о н с (с места). Отозвать сейчас наши войска из России — означало бы вызвать величайшую бойню, и кровь эта пала бы на голову Соединенных Штатов!

Б р а й е н т. Моя точка зрения, которую я последовательно защищаю и с которой меня никто не собьет, сводится к тому, что я не признаю интервенции и не признаю за Америкой права вторгаться в Россию.

О в е р м э н. Миссис Брайент, я хотел бы остановить вас…

Б р а й е н т. Ни один предшествующий свидетель не был остановлен. Если же вы будете меня останавливать, это будет пристрастный суд!

О в е р м э н. Остановитесь, миссис Брайент, иначе мы будем продолжать заседание при закрытых дверях.

Б р а й е н т. Я ожидала, что со мной будут обращаться так же вежливо, как и с предыдущими свидетелями, но я этого не добилась.

О в е р м э н. Разумеется, мы намерены уважать ваши права, вы ведь дама.

Б р а й е н т. Я хочу, чтобы вы уважали мои права как человека, а не как дамы.

У о л к о т. Я буду просить очистить помещение, и никакие дальнейшие показания не будут выслушаны, пока помещение не будет очищено!

Б р а й е н т. Всех вон?! Все давали показания при открытых дверях. А ведь я свидетель другой стороны, свидетель, который хочет, чтобы были налажены дружественные отношения между Россией и Америкой!

У о л к о т. Публике предлагается очистить помещение!

Гаснет свет.

В е д у щ и й. «Очистить помещение!»… «Лишить слова!»… «Прекратить стенографирование!»… «Вывести вон!»… Всегда, как только на идеологических процессах поднимает свой голос истина, судопроизводство превращается в судопроизвол. Так было до этого суда. Так было и после… Год 1887. Россия. Санкт-Петербург.

Возникает Александр Ульянов, стоящий перед судом Особого присутствия.

П р е д с е д а т е л ь (стуча по столу). Подсудимый Александр Ульянов, будьте по возможности кратки!.. Общих теорий нам не излагайте!