Праведница

Холодный смех теперь тек со всех сторон рекой, точно вино. Другой придворный швырнул в Филиппу перезрелым фруктом, и тот угодил в ее нефритово-зеленую юбку, а сок, пропитавший ткань, сочетался с цветом крови на ее руке.

Арджун сжал и разжал пальцы, не поднимая рук. Поиграл желваками. Он закрыл глаза, приказывая себе придумать какое-нибудь решение проблемы. Какой-то придворный оттолкнул его, чтобы получше увидеть происходящее. Арджун развернулся, поймав равновесие за миг до того, как упасть, и с гневом уставился на виновника.

И в это самое мгновение его взгляд вместо придворного замер на Филиппе Монтроуз.

В первую секунду Арджун не видел ничего, кроме нее. Кроме ее трясущихся рук и дрожащих губ. Кроме ее платья, разорванного вдоль лифа и рукавов, и юбки, порванной так, будто стая бешеных ворон напала на нее, не оставив ничего, кроме корсета и подъюбника. Филиппа пристыженно прижимала к себе лохмотья платья, изо всех сил пытаясь сохранить честь и достоинство, и при виде этого кровь в жилах у Арджуна вскипела.

Он знал, каково это – чувствовать себя беззащитным. Знал слишком хорошо.

Голубые глаза Филиппы округлились, когда она его узнала, умоляюще уставились на него. Она верила, что он – единственный, кто мог бы положить конец жестокости остальных придворных.

Арджун едва заметно покачал головой.

У него все еще не было плана действий. Не говоря ни слова, он попытался сообщить ей, что нужно потерпеть еще чуть-чуть.

Филиппа прикусила губу, сжимая крепче разорванное платье.

Гнев вспыхнул у Арджуна в груди от одной лишь мысли о том, как сильно ей сейчас страшно. Он вспомнил историю из Махабхараты [53], которую отец рассказывал ему, когда он был маленьким, где Дурьодхана оскорбил Драупади тем, что попытался сорвать с нее одежду на глазах у присутствующих. Драупади обратилась за помощью к богу Кришне, который сделал длину подола ее сари [54] бесконечной, так что ее невозможно было раздеть.

Спустя столько лет Арджун не помнил все детали этой истории. Однако он помнил, что все закончилось на торжественной ноте – местью. Что все, кто видел попытку обесчестить Драупади, погибли жуткой смертью на поле битвы. Бхима, один из героев Махабхараты, так рассердился, что поклялся разбить грудь виновнику и выпить кровь прямо из его разбитого тела.

Арджуну всегда нравился Бхима.

– Этот маленький милый цветочек ждет не дождется, когда ему оборвут лепесточки, – сказал лорд по имени Мирак и в тот же самый момент содрал шпильку с волос Филиппы Монтроуз. Локон ее светлых волос рассыпался по плечам.

Филиппа вздрогнула, сжимая разорванное платье еще крепче. Разнеслась новая волна смеха. Леди, лица которой Арджун не видел, выдернула из волос Филиппы еще одну шпильку.

– Нет! – вскричала Филиппа, и еще один золотистый локон упал ей на щеку. Слезы блеснули у нее на глазах.

Арджун сделал шаг вперед. Если она закричит снова, он не выдержит, и тогда ему конец.

Фейри вокруг подходили к ней все ближе, смеясь все громче.

Филиппа зажмурилась.

– Мистер Десай! – закричала она. – Пожалуйста, помогите мне!

Все мы здесь не в своем уме

«ПРИКЛЮЧЕНИЯ АЛИСЫ В СТРАНЕ ЧУДЕС», ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ

Пиппа испытывала страх и прежде.

Когда она была совсем маленькой, ей часто снились кошмары. Снились мрачные сны о том, как она теряется в темном лесу. Как она лежит на спине на одеяле из мха, а на грудь ей давит огромный деревянный ящик с невесть чем внутри. Со временем грудь Пиппы все уменьшалась и уменьшалась, потому что ящик становился все тяжелее, пока ей не начинало чудиться, что тот задавит ее, впечатав в землю.

Эти ночные кошмары становились лишь страшнее, когда положение ее семьи ухудшилось. За много лет Пиппа стала хорошо знакома с демоном страха, особенно когда поняла, что ей нужно сделать, чтобы спасти родных. Отца необходимо было остановить, пока его угрозы и пороки не уничтожили жизнь ее родных настолько, что ничего уже нельзя было бы исправить.

Пиппа сделала то, что было необходимо, чтобы спасти младших брата с сестрой.

И ее самый страшный страх, казалось, миновал, когда она осознала, что ей придется покинуть Лидию и Генри, оставив их в Англии. Когда она осознала, что, чтобы создать для них хорошее будущее, ей придется причинить им боль в настоящем. Пиппа ничего не боялась в жизни так сильно, как необходимости бросить их. Этот страх никогда не умирал. Он приходил и уходил, как водные приливы и отливы, однако никогда не исчезал полностью, служа постоянным напоминанием о том, что она потеряет, если не добьется успеха.

Страх жил бок о бок с ней. Со временем он стал частью Пиппы.

Однако этот страх… Тот, который она ощущала в этот самый момент…

Пиппа никогда прежде не сталкивалась с подобным страхом в своей жизни. Этот страх не жил бок о бок с ней. А сейчас он окутывал ее, душил, отнимал воздух и свет, и тепло ее тела.