Праведница

Арджун чуть было не рассмеялся. По правде сказать, он сам хотел это сделать, если бы его не пугало то, как его пульс учащается от слов Филиппы Монтроуз. Словно у воодушевленного мальчишки, а не вежливого молодого человека. Арджун поднялся и направился к ней – непринужденной походкой, разумеется, – к гигантской кровати, стоящей на невысоком пьедестале. Кровать была нелепой, потому что ее спинку украшали переплетенные ветки, которые набухали, если к ним прикоснуться. Несомненно, некоторые фейри считали, что подобное побуждает к занятиям любовью. Арджун был уверен, что Пиппа пока этого не заметила, иначе бы она закричала.

Да и сам Арджун мог согласиться с тем, что вид кровати, которая корчится, если ее погладить, немало пугает.

Все в этих покоях состояло из намеков, даже размеры покрывала. А размеры кровати подразумевали, что на ней могли уместиться… больше, чем двое. Эта идея казалась Арджуну утомительной. Вежливую беседу сложно было вести и с одним-то членом королевского фейри-двора, что уж говорить о нескольких, да еще и в такой деликатной ситуации. Мысль о том, чтобы умереть голым в огромной кровати с руками и ногами, связанными спутавшимися лозами плюща, совсем не прельщала Арджуна.

Ну… может, разве что если не его будет связывать кто-то, а он кого-то…

Арджун прочистил горло, опустившись на край кровати подальше от Пиппы, как какой-то целомудренный монах. Пиппа заерзала и повернулась к нему лицом, щеки у нее порозовели, а голубые глаза поблескивали.

– Я хотела бы извиниться, – тихо произнесла она. Ее губы двигались осторожно при каждом слове, и Арджун нехотя вспомнил их поцелуй в тени дерева-убийцы. На самом-то деле это мог бы быть типичный вечер четверга в местных землях, ничего необычного. – То, что я сделала в лесу, было…

– Нам вовсе не обязательно обсуждать произошедшее. Это неважно. – Арджун усмехнулся, натянув на лицо непринужденное выражение, хотя ему вдруг стало жарко от одного лишь воспоминания. От мысли о том, что Пиппа пахла как английский сад весенним утром. От мысли о том, каково это – обнимать ее. – У нас сейчас есть дела и поважнее. – «Например, как дожить до завтрашнего дня», – добавил он мысленно.

– Я… – Пиппа засомневалась, нахмурив лоб. – Это прозвучало не очень приятно.

Арджун напрягся, даже не пытаясь теперь скрыть тревогу.

– Я не хотел тебя обидеть, Пиппа.

– Не знаю, имеет ли значение, чего ты хотел, если ты кого-то обижаешь. Да и даже если тебе все равно, я… я поцеловала тебя, и для меня это имеет значение. – Она сделала паузу, словно сомневаясь. – Я целовалась лишь с одним мужчиной до этого.

Хотя Пиппа и не назвала Фобоса по имени, горячая волна ревности наполнила грудь Арджуна при мысли об этом молокососе, претендующем на роль ее будущего супруга, и от этого Арджуну стало еще хуже. Арджун Десай прожил девятнадцать лет и ни разу не играл роли ревнивого любовника. И теперь не станет начинать. К черту такие мысли.

– Я… – Арджун поправил волосы и отвел глаза. Его жутко тянуло поступить так же, как он поступал всегда, когда дело касалось сердечных вопросов. Пренебречь деталями. Солгать, а не выказывать какие бы там ни было слабости. – Не… не то чтобы у меня был большой опыт в подобных вопросах.

Пиппа села, и меховое покрывало сползло с ее сорочки. Сползло медленно, сводя с ума.

– А я думала иначе, – сказала она.

– Потому что я оказался так талантлив в этом? – пошутил Арджун.

Пиппа покачала головой.

– Потому что ты мужчина.

Он рассмеялся.

– Если отбросить в сторону шутки о моем мастерстве… ты первая смертная, которую я поцеловал, – признался он. А еще Пиппа была первой, кого он поцеловал, не напившись фейского ликера перед этим.

– Первая смертная? – Она поправила белокурый локон за ухом, поджав губы. – Ясно.

– Ты ревнуешь меня к фейри-девчонкам, которых я целовал, Филиппа Монтроуз?

Она покраснела, раскрыв от изумления рот.

– Нет, – поспешно ответила она. – Разумеется, нет. – Она обхватила руками колени, и ее светлые локоны рассыпались вокруг, точно накидка.

Арджун ненавидел себя за то, что ему нравилась ее ревность. Или, по крайней мере, часть его фейри-натуры этим наслаждалась.

– Жаль, – сказал он. – Ревность является сильным оружием в Уайль.

– Если я буду управлять этим оружием достаточно умело, то смогу убедить вернуть меня домой?

– Тебе не нужно оружие, чтобы убедить меня в этом, Пиппа, – сказал Арджун почти что шепотом. – Если бы не наши обещания, я бы отвел тебя домой в эту самую минуту.

– Понятно, – тихо ответила Пиппа.

– Не сердись, – продолжил Арджун. – Не все потеряно. Доверься мне. И моей матери.

Пиппа кивнула.

Их беседа стихла, и воцарилась тишина. Арджун ждал, что вслед за ней последует дискомфорт. Последует необъяснимая потребность, которую он ощущал с самого детства, в том, чтобы наполнить пустоту чем-то, словами или смехом, или какой-нибудь пошлой шуткой.

Однако дискомфорта не последовало. Как странно. Дело в Пиппе или в ситуации, в которой они сейчас находились?