Правек и другие времена

Он отнял его у внучки и бросил в сирень, а потом отвел детей домой. Сел на кухне около окна и смотрел на Котушув и Паперню, где все еще стояли немцы. Он понял, что Вольская Дорога стала теперь линией фронта. Именно так.

В кухню зашел Изыдор.

— Папа, иди сюда! Тут какие-то офицеры остановились и хотят поговорить. Иди сюда!

Михал застыл. Он позволил Изыдору свести себя по лестнице наружу. Увидел Мисю, Геновефу, соседей Красных и группку детей со всей деревни. В центре стояла открытая военная машина, в которой сидело двое мужчин. Третий разговаривал с Павлом. Павел, как обычно, делал вид, что все понимает. Когда он увидел тестя, то оживился:

— Это наш отец. Он знает ваш язык. Он воевал в вашей армии.

— В нашей армии? — удивился русский.

Михал увидел его лицо, и ему сделалось жарко. Сердце билось у него где-то в горле. Он знал, что должен сейчас что-нибудь сказать, но его язык замер. Он поворачивал его во рту, словно горячую картофелину. Пытался сложить с его помощью какое-нибудь слово, хотя бы самое простое, но ничего не мог, забыл.

Молодой сержант рассматривал его с любопытством. В раскосых глазах появился блеск радости.

— Ну, отец, что с вами? Что с вами?

У Михала было впечатление, что все это: этот солдат с раскосыми глазами, эта дорога, эти колонны запыленных солдат, — что все это уже когда-то происходило, что уже происходило когда-то даже это «что с вами», сказанное по-русски. Ему показалось, что время завертело кофемолку. Его охватил ужас.

— Меня зовут Михаил Юзефович Небеский, — сказал он дрожащим голосом.

Время Изыдора

Этого молодого сержанта звали Иван Мукта. Он был ординарцем угрюмого лейтенанта с красными глазами.

— Ваш дом понравился лейтенанту. Будем квартироваться, — говорил он, посмеиваясь, и заносил в дом вещи лейтенанта. И строил при этом мины, которые смешили детей, но только не Изыдора.

Изыдор внимательно его разглядывал и думал, что вот видит он кого-то действительно чужого. Немцы, хоть они и плохие, были похожи на людей из Правека. Если бы не форма, то нельзя было бы отличить. Так же и евреи из Ешкотлей, может, кожа у них немножко загорелее и глаза темнее. А Иван Мукта был другой, не похожий ни на кого. Его лицо было круглым и широким, странного цвета — как если смотреть в воду Черной в солнечный день. Волосы Ивана временами казались синими, а рот напоминал тутовые ягоды. Страннее всего были глаза — узкие, как щелочки, спрятанные под длинными веками, черные и пронзительные. И никто, пожалуй, не знал, что они выражают. Изыдору трудно было в них смотреть.

Иван Мукта разместил своего лейтенанта в самой большой и самой красивой комнате на первом этаже, там, где стояли часы.

Изыдор нашел способ, чтобы наблюдать за русским, — он взбирался на куст сирени и оттуда заглядывал в комнату. Угрюмый лейтенант смотрел в разложенные на столе карты или сидел, наклонившись над тарелкой.

Зато Иван Мукта был повсюду. Подав лейтенанту завтрак и вычистив ему ботинки, он принимался помогать Мисе на кухне: рубил дрова, выносил корм курам, рвал смородину для компота, развлекал Адельку, набирал воду из колодца.

— Это очень мило с вашей стороны, пане Иван, но я могу справиться сама, — говорила Мися поначалу, но потом, видно, это стало ей нравиться.

В течение нескольких первых недель Иван Мукта научился говорить по-польски.

Самой главной задачей Изыдора стало не спускать Ивана Мукту с глаз. Он наблюдал за ним постоянно и боялся, что русский, потерянный из виду, будет представлять смертельную угрозу. А еще его нервировали заигрывания Ивана с Мисей. Жизнь его сестры была в опасности, так что Изыдор искал повод, чтобы находиться на кухне. Иногда Иван Мукта пытался заговорить с Изыдором, но мальчик бывал этим так взволнован, что пускал слюни и заикался с удвоенной энергией.

— Он таким родился, — вздыхала Мися.

Иван Мукта любил сидеть за столом и пить чай в больших количествах. Он приносил с собой сахар — или песок, или грязноватые комочки, которые держал во рту и запивал чаем. Именно тогда он рассказывал самые интересные истории. Изыдор всем своим поведением демонстрировал равнодушие, хотя, с другой стороны, русский рассказывал такие интересные вещи… Изыдор должен был делать вид, что у него на кухне какие-то важные дела. Трудно целый час пить воду или подбрасывать дрова в печку. Бесконечно догадливая Мися подсовывала брату миску с картофелинами, а в руку вкладывала нож. Как-то Изыдор набрал в легкие воздуха и неожиданно выдавил из себя:

— Русские говорят, что Бога нет.

Иван Мукта отставил стакан и посмотрел на Изыдора этими своими непроницаемыми глазами.

— Не в том дело, есть Бог или нет. Все не так. Верить или не верить — вот в чем вопрос.

— Я верю, что есть, — сказал Изыдор и храбро выставил вперед подбородок. — Если он есть, мне зачтется, что я верю. Если его нет, то мне ведь ничего не стоит верить.

— Правильно рассуждаешь, — похвалил его Иван Мукта. — Но это не совсем так, что вера ничего не стоит.

Мися кашлянула и стала быстро размешивать суп деревянной ложкой.