Правек и другие времена

Мися проследила за взглядом Паненки Попельской и увидела внуков Помещика, которые как раз возвращались с реки. На них были разноцветные купальные халаты, а в руках они держали водолазные маски. Они шумно толкались в калитке.

— Все будет хорошо, — сказала Паненка Попельская. — Мир теперь не такой, как раньше. Он лучше, больше, светлее. Теперь есть вакцины против болезней, нет войн, люди живут дольше… Ты ведь тоже так думаешь?

Мися заглянула в стакан с кофейной гущей и покачала головой.

Время Игры

В Седьмом Мире потомки первых людей скитались всем скопом из края в край, пока наконец не добрались до необыкновенно красивой долины. «Теперь, — сказали они, — мы построим себе город и башню, достающую до неба, чтобы стать нам единым народом и не дать рассеяться Богу». И они тут же принялись за работу, снося камни и используя смолу вместо раствора. Возник огромный город, в центре которого росла башня, и была эта башня уже так высока, что с ее верхушки стало видно то, что находится за Восемью Мирами. Иногда, когда небо бывало ясным, те, кто работал на самом верху, подносили руку к глазам, чтобы их не ослепило солнце, и видели стопы Бога и очертания тела большого змея, пожирающего время.

Некоторые из людей палками пытались достать еще выше.

Бог посматривал на них и думал с беспокойством: «Как только они станут единым народом, говорящим на одном языке, они смогут делать все, что им только вздумается… Перемешаю-ка я им языки, замкну их в них самих и сделаю так, что один не будет понимать другого. Тогда они обратятся друг против друга и оставят меня в покое». Вот как сделал Бог.

Люди рассеялись по всем сторонам света и стали друг другу врагами. Но в них сохранилась память о том, что они увидели. А кто хоть раз видел границы мира, тот еще мучительнее будет ощущать свое заточение.

Время Попугаихи

Каждый понедельник Стася Попугаиха выбиралась на ярмарку в Ташув. По понедельникам рейсовые автобусы бывали так переполнены, что проезжали мимо, не делая остановки в лесу. Так что Стася вставала на обочине дороги и ловила машину. Сначала польские «сирены» и «Варшавы», потом это уже были «фиаты», большие и маленькие. Неуклюже забиралась внутрь, и беседа с водителем начиналась всегда одинаково.

— Вы знаете Павла Божского?

Иногда случалось, что знал.

— Это мой брат. Он инспектор.

Водитель оборачивался к ней и смотрел недоверчиво, тогда она повторяла:

— Я сестра Павла Божского.

Водитель не верил.

Стася к старости располнела и стала меньше ростом. Ее и так всегда выдающийся нос сделался еще крупнее, а глаза утратили блеск. Ноги ее опухали, поэтому она носила мужские сандалии. От красивых зубов осталось только два. Время не было милостиво к Стасе Попугаихе, и ничего удивительного, что водители не хотели верить, будто она сестра инспектора Божского.

Однажды в такой вот бойкий ярмарочный понедельник ее сбила машина. Стася потеряла слух. Непрекращающийся шум в ее голове заглушил звуки мира. Иногда в этом шуме появлялись какие-то голоса, обрывки музыки, но Стася не знала, откуда они идут — пробиваются ли снаружи или вытекают из нее самой. Она вслушивалась в них, штопая носки и бесконечно переделывая вещи от Миси.