«Детский вопрос: с какого времени существует крестьянская община?… Сельская община насаждается барабанным боем и порками в начале 19 века, как неизбежно необходимый способ переложения структурной работы по сбору податей и недоимок на народонаселение, экономя, к тому же, на жалованье низовых чиновников… Община насаждалась искусственно поверх реальной традиции всех архаических обществ – так называемых помочей»[79]
.Мы – люди времянок. Не рассчитывая особенно на будущее, веками строили не дома, а времянки, и всё, что осталось от жизни пяти веков назад – не каменные города, а церкви, монастыри да царские дворцы. Мы не думаем о далеком будущем, хотя изводим тонны бумаги на проспекты и перспективы. Мы просто живем, понимая, что «здесь и сейчас» – намного важнее, чем «где-то и потом». Мы создали великую культуру. Всё остальное – краткосрочно и будет смыто волной времени через 50—100 лет.
Мы – народ заборов. Мы отгораживаемся друг от друга, возводим заборы в три этажа, мы создаем закрытые пространства, потому что в открытости – слабость и риски. Так устроена жизнь.
Мы, как служилые люди – вороваты, но готовы отдать последнюю рубашку. Мы не считаемся с деньгами, мы разбрасываемся деньгами, мы чудовищно, сюрреалистически иррациональны, вечно наказывая самих себя.
Мы бываем жестоки. Доля тех, кто хотел бы часто или иногда «перестрелять всех, из-за кого жизнь в стране стала такой, какова она сейчас», никогда не опускалась ниже 45–46 % в 1995–2011 гг. (
Мы умеем делать невероятное во всех стихиях, мы строим пирамиды, пренебрегая мелкими вещами, составляющими наш быт. Мы не любим и плохо делаем их. Мы не подчиняем себя своим домам, не сходим по ним с ума, как центру вселенной. Мы – не Чехия, не Германия, мы – не домочадцы.
Мы – талантливы, мы создали десятки новых творений, но мы всё время догоняли. Всегда делали рывки, чтобы модернизироваться.
Мы – талантливы, мы создали десятки новых творений, но мы всё время догоняли. Всегда делали рывки, чтобы модернизироваться.
Все европейские нации приложились к нашей земле, и в нашем великом языке болтается гремучая взвесь из десятка их языков, а заодно греческого и тюркских.
Мы вынуждены докармливать себя в садах и огородах, в серой экономике. Это – рабская модель. Больше 40 % аграрной продукции России производится в личных подсобных хозяйствах.
Мы, в общем-то, не любим друг друга. За границей мы немедленно ассимилируемся и в третьем поколении полностью растворяемся в других народах. Мы не держимся вместе, мы не выступаем сплоченной общиной, рассыпаясь и выживая кто как может.
Мы устали. Триста лет войн, революций, диктатур, эмиграции, рассыпания по окрестному пространству. Мы сокращаемся, оставляя всё больше пустот на карте. Мы не можем найти себе места – нас веками бросало от одной великой идеи к другой, и все они – занесенные издалека. Мы создаем только гигантские сооружения и растрачиваем силы народа и сам народ.
И мы – чудо приспособления. За пять лет, с 1917 по 1922 год возник из «царского» – советский человек. Со всеми его красными знаменами.
За пять лет, с 1990 по 1995 г. из «коммуниста» вырос истинно верующий, крестящийся напропалую.
Сегодня становится на ноги «государственный» человек. Иерархический, технический, с функциональной моралью.
Самое смешное, что это может быть один и тот же человек.
Должно наступить время изменений в «коллективной модели поведения». Просто, чтобы выжить на расстоянии в несколько сот лет. Нас заставит это сделать всё нарастающий поток внешних изменений, с которым ничего поделать нельзя.
Должно наступить время изменений в «коллективной модели поведения». Просто, чтобы выжить на расстоянии в несколько сот лет. Нас заставит это сделать всё нарастающий поток внешних изменений, с которым ничего поделать нельзя.
Нам может это не нравиться, мы можем сколько угодно кричать и чем-то там размахивать, но это просто факт жизни – выживают те общества, которые могут дать больше свободы для инноваций, творчества, агрессии в создании нового, для коллективизма стаи из людей, стремящихся к лучшему качеству жизни, на новые поля для пропитания. Обычная история с динозаврами – и всеми остальными. Одни растворились – а другие выжили.
Но что создавать?
Обычную вещь. Открытую, социальную рыночную экономику, совершившую собственное «экономическое чудо». Прошедшую посткризисную модернизацию. Создающую высокую добавленную стоимость. Основанную на уважении к жизни, обществу и государству как способу защитить, помочь и взбодрить всех.