Она нашла комнату на станции, где ей предписано было остановиться, пока корабль находится в доке, распаковала сумку и уже начала просматривать последние новости на информационном кубе, но ни на секунду не переставала размышлять на тему друзей и врагов. Неожиданно раздался звонок в дверь. Когда Эсмей открыла ее, на пороге стояла пожилая женщина, которую она никогда раньше не видела. Женщина была не из флотских, но вела себя словно адмирал. Должно быть, богатая и знатная.
— Вы совсем не похожи на отчаявшуюся заговорщицу, — сказала женщина.
Черные пышные волосы были подернуты сединой, одета она была в струящиеся разноцветные одежды и производила впечатление какой-то легендарной, сказочной героини. Бабушка Сова, Волшебница с Луны или что-то в этом духе.
— Между прочим, меня зовут Марта Катерина Саенц. Моя племянница Рафаэлла училась в школе вместе с Брюн Мигер. Можно мне войти?
— Конечно. — Эсмей отошла в сторону, и женщина прошла внутрь.
— Вы, насколько я понимаю, лейтенант Эсмей Суиза и только что вернулись из отпуска на Альтиплано?
— Да, сера.
Марта Саенц пристально оглядела Эсмей, совсем как ее собственная прабабушка.
— На дурочку вы тоже не похожи.
Эсмей молчала, а женщина прохаживалась по комнате, широкие рукава ее одежды трепетали приходьбе. Она остановилась спиной к двери и склонила голову набок.
— Не отвечаете? Не любите отвечать на косвенные вопросы? Тогда я спрошу напрямик: вы действительно безжалостная интриганка, которая готова на все ради собственной выгоды, в том числе можете обесчестить и обречь на всяческие ужасы другую женщину?
— Нет, — как можно спокойнее ответила Эсмей. — Нет, сера.
— Вы не обрадовались тому, что дочь Спикера попала в плен?
— Конечно же нет, — ответила Эсмей. — Я знаю, что многие так думают, но это неправда…
У женщины были темные мудрые глаза.
— Если вы называете другую женщину… как же там было… ах да, «глупой, эгоистичной, помешанной на сексе любительницей наслаждений», а нравственные ценности этой женщины приравниваете к ценностям кобылы во время спаривания, то вполне естественно, что люди будут считать, что она вам не нравится.
— Мне она действительно не нравилась, — ответила Эсмей. — Но я совсем не хотела, чтобы с ней случилось что-нибудь подобное.
Ей хотелось закричать: «За кого вы меня принимаете?», но все уже так долго думали и говорили о ней только плохо, что она не смела этого крикнуть.
— Ах вот как. И вы на самом деле считаете, что ей недостает моральных качеств?
— Да… хотя это все равно не значит, что…
— Я ценю ваше умение четко мыслить, вы так легко можете определить, чего кому недостает. Интересно, себя вы тоже умеете оценить так же критично?
Эсмей глубоко вздохнула:
— Я упряма, чопорна, педантична, а такта у меня не больше, чем у неотесанной каменной глыбы.
— Хм-м. Значит, невинной святой и жертвой вы себя не считаете?
— Святой? Нет! Конечно нет!
— Прекрасно. Значит, когда вы решили, что Брюн не хватает моральных качеств, вы ее сравнивали с каким-то объективным стандартом…
— Да, — ответила Эсмей.
Она даже не могла объяснить, почему вообще отвечает этой женщине. Она уже столько раз все это объясняла многим людям, но никого ни в чем не смогла убедить.
Женщина кивнула.
— Насколько я могу судить по тому, что знаю о Брюн, в этом деле должен быть замешан мужчина.
Эсмей почувствовала, что краснеет. Неужели она до такой степени не может ничего скрыть? Женщина снова кивнула.
— Я так и думала. И кто же этот человек, на которого положила глаз Брюн и в которого вы оказались влюблены?
— Я люблю…— вырвалось у Эсмей, она покраснела еще больше, — Барина Серрано, — закончила она, понимая, что ее перехитрили.
— Боже мой, — сказала женщина, потом улыбнулась. — Я знаю Брюн с тех пор, как она была миленькой избалованной толстушкой-ползунком и звали ее Пузырь…
— Пузырь? — Эсмей никак не могла сопоставить это прозвище с Брюн, которую она знала. — Ее?
— Глупое прозвище, она из-за него много страдала. Но в любом случае, я знаю ее очень давно, и в одном вы правы. Она действительно очень избалована, как только может быть избалована девушка с ее способностями и внешностью. Моя племянница Рафаэлла была одной из ее лучших подруг, а Раффа, как и вы, всегда умела помочь людям выкрутиться из тяжелого положения. Она столько раз спасала Брюн.
К чему это она говорит? Эсмей никак не могла понять, что хочет от нее эта женщина. Она все еще находилась под впечатлением того, что только что призналась незнакомой женщине в том, что любит Барина Серрано. Она даже не заметила, как изменился эмоциональный настрой. Женщина говорила уже не так враждебно, как вначале.
— Если вы мне скажете, что у Брюн Мигер отсутствуют нравственные ценности, я сразу же встану на ее защиту. Но если я узнаю, что она положила глаз на вашего молодого человека, я ни капли не удивлюсь. Это в ее стиле. С тех самых пор, как она начала встречаться с юношами, она всегда была такой.
Неужели это может извинить Брюн? Эсмей никак не могла с этим согласиться. Женщина остановилась, но Эсмей тоже молчала.