Правила игры в человека

Они слушают нас, но не слышат, несмотря на способность наших голосов звучать непосредственно в их мыслях, несмотря на все наши старания, и рассуждения, и уверения нашими потрескавшимися, расслаивающимися голосами – они слышат наше «не бойтесь», и страх переполняет их сердца, и мы в отчаянии хотим уйти, завершиться, перестать быть источником этого страха, но у нас ничего не выходит, потому что нет на это нашей воли, как не было её с того момента, когда мы проснулись в оглушительной тишине несколько миллионов лет назад.

Устав от их страха и собственного сияния (Когда у нас появилось сияние? Было ли оно всегда?), мы опускаемся на землю возле алтаря, не смотрим по сторонам и на тех, кто придёт после нас не смотрим тоже, и только тогда, наконец, слышим в наступившей тишине один-единственный робкий вопрос:

– Кто вы? Откуда вы, новые, незнакомые божества?

– Мы не божества, – повторяем мы, но не смотрим в глаза говорящему, но чувствуем, как страх постепенно, медленно покидает его сердце, – мы не божества, мы такие же, как и вы – мы когда-то, в другое время были такие же, как и вы, и нас было много, и мы рождались и умирали и открывали новое и строили точно так же, как и вы, и всюду искали и находили богов, и добивались их милости и опасались их гнева.

– Мы не боги, – говорим мы, – ни ваши, ни чьи-то ещё; мы всего лишь отблески, отголоски того, чем вы однажды станете, чем мы когда-то были.

– Это всё, – говорим мы, – сложное и запутанное, у нас есть наша память, но и она ускользает, не поддаётся, не раскрывается нам – возможно, мы здесь чтобы предупредить, или рассказать и научить вас – или показать вам то, что нельзя, что приведёт к гибели – но память наша чиста и пуста и у нас почти не осталось слов, нас почти не осталось, do not be afraid, не впускайте страх в ваши сердца.

Они слушают нас, и слышат нас, но слушают молча, и не перебивают, и не задают вопросов – они так не похожи на нас, впрочем, мы успели забыть сами себя, что же говорить о том, кем мы были когда-то, задолго до нашего рождения.

– Do not be afraid, – говорим мы, – do not be afraid, не бойтесь, не бойтесь, мир не причинит вам вреда.

Возможно, это тысячелетия безмолвия и странствий, миллионы лет неотрывного бдения в изголовье нашей исчезнувшей цивилизации – но мы чувствуем, каждый из нас чувствует вдруг навалившуюся тяжесть, и усталость, и приятное тепло алтарного огня, и сияние наше тускнеет, и наши глаза закрываются один за другим.

– Do not be afraid, – говорим мы, бормочем сквозь подступающий, обступающий нас со всех сторон сон, – не бойтесь, всё хорошо, у вас всё получится, мы проследим.

Мы спим и чувствуем столетия, проносящиеся мимо, как если бы мы бежали вдоль потока времени со всех ног, расправив крылья; мы спим, но не видим снов и почти не помним себя; мы спим, и спим, и спим – до тех пор, пока не просыпаемся в каком-то совершенно другом месте; мы просыпаемся и открываем глаза.

Они молча стоят вокруг – те, кто придёт после нас – молча стоят вокруг нас, склонившись в почтении; мы прислушиваемся, всматриваемся в их сердца.

– Не бойтесь, – говорим мы, – не впускайте страх в себя, не становитесь страхом, не позволяйте страху стать вами, do not be afraid.

Они бормочут и охают и склоняются ниже, мы слышим их страх, но он не такой, как был прежде, не направлен на нас, не вызван нашим появлением, нашим бодрствованием и нашими открытыми глазами, и мы понимаем, чувствуем, видим – надвигается беда, и они пришли к нам за помощью, но мы не боги, мы – всего лишь те, кто был до них, почти не существующие, почти без памяти – мы мало чем можем им помочь.

– Do not be afraid, – повторяем мы, – не позволяйте страху гнать вас к вашей гибели, не живите в страхе, не давайте страху жить в вас, не бойтесь, не бойтесь, не наделяйте страх властью, он не имеет на вас никаких прав.

Наше сияние становится ярче, ярче, становится настолько сильным, что они прячут лица, прикрывают глаза. Мы сияем – каждый из нас сияет какое-то время – минуту – вечность – и мы снова закрываем все наши глаза и снова спим.

Мы не знаем, что происходит с теми, кто придёт после нас; не знаем, как развивается их цивилизация; изобретают ли они те же принципы и механизмы, что изобретали мы, или же идут по совершенно другому пути. Ведут ли они войны – вели ли мы войны – откуда мы знаем такое понятие, как война? Мы спим, и страх отступает ещё дальше, ещё реже; мы больше не просыпаемся все, одновременно, но – по одному или по двое, редко когда по трое; мы по-прежнему не знаем ничего о местонахождении других из нас, из тех, кто остался, когда многие миллиарды нас исчезли с лица планеты вместе со всем, что они изобрели и построили, но мы остро и точно чувствуем присутствие друг друга и всегда безошибочно знаем, что мы хотим сказать тем, кто придёт после нас.

– Do not be afraid, – говорим мы, – не бойтесь. Do not be afraid.

– Ангелы, – говорят те, кто придёт после нас. – Ангелы.