Зимой, если случается снег, можно увидеть Лайнер. Он приходит только ночью, огромный, как айсберг, заслоняет весь пролив, скользит черной громадой с леденцовыми вставками желтых окон. Фонарь маяка вспыхивает, освещает белый бок, он так близко, что можно рассмотреть каждую клёпку на обшивке. Лайнер проходит долго, больше часа, я сижу внизу на ступенях, пью горячий ром из термоса, снег вьется вокруг, как самый большой на свете рой белых пчел, а в черной тяжелой воде отражаются желтые окна.
Наутро я никогда не вижу Лайнер в городе. Он уходит куда-то еще. Я сижу и думаю: в марте снова будут туманы, а потом начнется прилив, и я снова проснусь в доме без единой пары обуви, пятнадцати лет, с привычной ссадиной на загорелой коленке.
Лора Белоиван
Штормовое предупреждение
Неяркое красное солнце катилось к Федоровским сопкам, обещая следующему дню ясную и ветреную погоду. В Овчарове дует всегда, если только не установится над полуостровом и омывающими его заливами долгий вязкий штиль, какой бывает перед штормом. Сейчас ветерок был небольшим и ласковым, рожденным специально для того, чтобы гладить котенка и щекотать затылки подсолнухам. Ветерок дул с востока. Макс сидел на заднем дворе унаследованного от бабки дома, курил, смотрел на красный закат, на котенка, игравшего у его ног с дохлой осой, на подсолнухи у забора, повернувшиеся к закату лицом. Макс не сажал подсолнухи – они выросли этим летом сами, на том же месте, где росли всегда, еще при бабке. Макс не мог отделаться от мысли, что появление подсолнухов как-то связано с бабкой. Он был почти уверен, что подсолнухи – бабкиных беспокойных рук дело: налетела восточным ветром, пока спал, бросила в землю несколько семечек, да и была такова. Может быть, даже поправила на нем, спящем, одеяло – да он не услышал.
В воздухе отчетливо пахло яблоками. Ехать на вахту не хотелось. Хотелось бесконечно сидеть на заднем дворе, смотреть на спелый закат, на котенка, подсулнухи и стрекоз, что с треском выгрызали из яблочного воздуха каких-то мелких крылатых сикарашек. Макс затушил окурок, выбрался из шезлонга, сгреб юного кота – подарок соседки Анны – и отнес его в дом. Затем запер дверь на старый нож без рукоятки, вставив его в проушины утраченного засова – и поехал в порт, на работу.
– Бывают же у людей чудеса, – сказала Анна, – не то что.
Вечер обещал ни в коем случае не становиться томным. У хозяйки «Синего Ары» наблюдалось плохое настроение, что бывало в последнее время не так уж и редко. Никто из завсегдатаев кафе не ведал причины, заставляющей Анну то грустить, то раздражаться, то грустить и раздражаться одновременно. Если спросить, не ответит, но не молчать же. Всегда лучше спрашивать, что случилось, даже если не ждешь никакого другого ответа, кроме «ничего».
– Что случилось, Анна? – спросил Жмых.
Он пришел в кафе первым, буквально две минуты назад, но уже понял, что Анна опять не в духе.
Вопреки умозрительному прогнозу Жмыха, Анна не стала применять термин «ничего», низводящий проблему на уровень бытовой глупости.
– Чуда хочется, – ответила Анна.
И добавила язвительно:
– Знаете ли.
– Какого чуда именно? – уточнил Жмых.
– Ай, да какая разница, – Анна махнула рукой, – любого уже. А то живём, как не знаю. Одинаково. Да налейте уже себе кофе, что вы встали, как…
Анна поймала себя за язык, когда с его кончика уже готово было сорваться слово «осёл».
– Как осёл? – угадал Жмых.
– Нет, – поспешно сказала Анна, – я хотела что-нибудь другое сказать.
– Что, например?
– Забыла.
– Вот было бы интересно, если б вспомнили, – сказал Жмых, наливая себе кофе, – скажете, если вспомните?
Анна с изумлением посмотрела на Жмыха.
– Вы ко мне прицепились, – сказала она, – причем, уже не в первый раз замечаю.
– Да ладно, – деланно удивился Жмых, – сроду ни к кому не цепляюсь. А вот вы злюка в последнее время.
– А вы, – сказала Анна.
– Осёл? – подсказал Жмых.
В треугольнике между Анной, дремлющим гиацинтовым арой и Жмыхом летали первые, но уже довольно опасные искры, когда дверь отворилась и в кафе вошли Владыч и Соник.
– Привет, – сказал Соник.
– Привет, – сказал Владыч.
– Привет, – сказал Жмых.
– Привет, – встрепенулся ара, – Привет. Привет. Привет. Привет. Привет. Привет.
– Арочка, – сказала Анна, – закрой пасть.
– Осёл, – сказал попугай и замолчал.
– Так, – сказал Соник, – всем занять свои места и пристегнуть ремни безопасности.
– Видели, какой сегодня закат? – спросила Анна, ни к кому не обращаясь.
– Штормовое на завтра дают, – сказал Владыч.
– У некоторых уже прям сегодня ветрено, – сказал Жмых, – и волны с перехлёстом.
– Так, – сказал Соник, – кто-то не пристегнулся.
– Всё, – Жмых поднял руки жестом сдающегося в плен, – я молчу. Но если что, я здесь, рядом.
И занял свое привычное место в кресле – за столиком у окна.
Посреди крошечного кафе повисла и растопырилась – от стены до стены, от пола до потолка – глупая, некрасивая, неловкая пауза.