Правила игры в любовь

Лео был понятным. Своим. Настолько родным и близким, что хотелось плакать от радости.

— Где ты пропадал? Я звонила тебе, — это прозвучало жалко и с обидой, наверное.

Лео только головой мотнул. Щетина на лице тёмная, глаза красные. Он плакал, наверное, но я этого не видела.

— Опоздал я, Тань. Думал, застану маму живой. Даже не простился. Скажи честно: она меня ждала?

Ждала, конечно, а говорила другое. Я не хотела делать Лео больно. Ему и так несладко.

— Она не хотела, чтобы ты видел её такой. Говорила: это к лучшему, что тебя нет. Ты же знаешь: она любила тебя.

— А я не смог ей ничего дать.

Он смотрел куда-то далеко, погружённый в переживания, в горечь утраты. Такой большой и сильный Лео, уязвимый и слишком открытый от горя. Это длилось недолго, но я до сих пор помню тот день, когда он бродил по квартире, где они прожили с матерью много лет, как касался ладонью старой мебели, ласкал пальцами корешки старых книг.

— У неё была скрипка. Хорошая авторская работа, не ширпотреб. Она любила её как ребёнка. Скрипка была мне сестрой. Но однажды я заболел. Очень сильно. А у неё не было столько денег, чтобы купить нужные лекарства. И тогда она её заложила. Тосковала по ней, но никогда не жалела.

Я ходила по пятам и слушала тихий глухой голос, надорванный, как струна, что вот-вот лопнет. Именно тогда поняла: он мне дороже всех, потому что ни с кем не было настолько пронзительно хорошо, когда можно и поговорить, и послушать, и пожаловаться.

— Когда я был совсем маленький, то ревновал мать к скрипке, а позже, когда она заложила её, чтобы купить лекарства, понял: я дороже, ценнее, что ли. Хотя она и не умела правильно выражать свою любовь. Может, потому отец ушёл. Из-за её системы — замкнутое на себе пространство. Мать любила его безумно, а показывать чувства не научилась.

Лео тогда уснул у меня на коленях. Сказал, что не спал трое суток. Откуда он ехал, торопился, спешил, чтобы успеть, он так и не поведал, хоть я и пыталась расспросить.

— Какая теперь разница, Эль? Мне просто нужно было больше работать, чтобы у неё было всё лучшее. Может, удалось бы её вытянуть. А я не смог.

Позже, когда он пришёл в себя, то больше не приоткрывал дверь души настолько широко. Снова у него появились какие-то дела, заботы. Он пытался создать и поднять бизнес с друзьями. Дело шло туго.

А я… не могла на него надышаться. Это не было похоже на то, что я испытывала к Юре. Совершенно по-другому. Глубже, сильнее, ярче. Я могла любоваться Лео украдкой и понимала: мне до него не дотянуться. А может, и не достучаться со своей девчоночьей любовью, что открылась во мне, как талант, как дар, который жил во мне очень долго и наконец-то нашёл выход.

Ему и мне дана была некая передышка. Период, когда можно было просто общаться, разговаривать, пусть и редко.

А потом… началась негласная война. Кракен распустил свои щупальца. Король стоял ему поперёк горла. И дело было даже не во мне.

Смутно я понимала: это борьба за территорию, как в животном мире. Кто кого. Как в средневековье, когда кланы бились между собой.

Но там было проще: выходили и рубились в чистом поле. А это противостояние напоминала подковёрные игры, интриги, пакости, палки в колёса, удары исподтишка.

В силу своего возраста я не всё понимала в том, что творится, но не заметить было невозможно: что-то зрело и крутилось, выворачивало наизнанку какие-то мелочи и дрязги.

Я боялась. Трусила. Внутри всё сжималось от нехороших предчувствий. Только наивный мог верить, что всё рассосётся само по себе или как-то уладится волшебным способом.

Кракен повадился звонить мне по телефону. Не каждый день, но как-то метко. Он то молчал в трубку, то вёл беседы.

— Я скучаю по тебе, Тань, — тянул он слова, а я поначалу бросала трубку. Пока он не сказал, что если я не стану с ним говорить, он найдёт способ со мной видеться.

Дикий коварный шантаж. А мне пятнадцать и страха полные штаны.

Он… манипулировал мной. Изводил. Рассказывал всякие гадости о Короле. Такие… неявные, но тягуче-тревожные, противные.

— Он же трахает всё, что шевелится, и только такая наивная и чистая девочка, как ты, может верить в его порядочность. Он не любит и никогда не любил тебя, Тань. А я люблю. Хочу, чтобы мы были вместе. Готов ждать, пока ты вырастешь. Это так прекрасно: наблюдать, как зреет вишня в саду. Из цветка превращается в сочный плод.

Я боялась рассказать об этих разговорах Лео. Не могла поделиться своими страхами, а поэтому сгорала заживо, мучилась, стала пугаться даже тени.

Лео чувствовал. Он всегда умел замечать мелочи. Очень внимательный и наблюдательный. Но даже ему не удалось просчитать шаги наперёд. Может, поэтому случилось то, что случилось.

Я упросила Лео съездить за город. Он обещал. А мне… очень хотелось побыть с ним наедине, в тиши, подальше от суеты и людей.

Стояло лето — знойное, как жгучая брюнетка, жаркое, как печь, перекормленная дровами. И только море немного спасало от солнца, что превращало землю в раскалённую сковородку.