Правила крови

На другой руке обручальное кольцо и перстень с бриллиантом, какие обычно дарят при помолвке. Голос совсем не подходит ее внешности — сильный, низкий и глубокий. Когда мы в первый раз говорили по телефону, я в первую секунду не мог понять, мужчина это или женщина. Я говорю, что с ее стороны было очень любезно согласиться на эту встречу, и предлагаю угостить ее. Люси улыбается, просит белое вино и начинает изучать меню с энтузиазмом человека, любящего поесть.

— Вы знали, что наш прапрадед был адвокатом? Его звали Сэмюэл Хендерсон, и это его дочь вышла за Генри Нантера.

Она кивает.

— Я довольно много знаю о семье.

— От вашей матери?

— Моя мать никогда не говорила о предках. Все, что мне известно, я узнала от двоюродной бабушки Клары.

Не знаю почему, но я чрезвычайно удивлен. Клара меня очень интересует, из-за того странного письма Александру, которое переслала мне Сара; именно в нем Клара называет отца «Генри Нантером» и упоминает о женщине с Примроуз-Хилл, его содержанке. Простая мысль, что она была двоюродной бабушкой многих людей, похоже, никогда не приходила мне в голову.

— Вы ее знали?

— Познакомилась за несколько лет до ее смерти.

Это все объясняет. Обнаружив Люси на генеалогическом древе Дэвида, я вспомнил бы ее, если бы о ней упоминала Клара. Но я ни разу не видел Клару после смерти Хелены — она стала слишком слаба, чтобы одной жить в том большом доме. Она переехала — по собственной воле, мой отец никогда не пытался принудить или уговорить ее — в многоквартирный дом для пожилых людей, в маленькую квартиру со звонком вызова дежурного, с ежедневной помощью и с приспособлениями, помогающими передвигаться по комнатам и принимать ванную. Я чувствую укол совести, потому что никогда, если не ошибаюсь, не спрашивал о ней, и хотя она была добра ко мне — я помню, как Клара угощала нас чаем, когда мы воскресным вечером иногда заходили к ней, — ни разу не выразил желания и не посчитал, что должен навестить ее. Правда, в то время я уехал в университет, погрузился в студенческую жизнь и не думал о подобных вещах. Но Люси приходила к ней и, должно быть, хорошо ее знала.

Вино разлито по бокалам, заказ принят.

— Моя мама ее иногда навещала, — говорит Люси. — Вы же знаете, кто была моя мама, да? Диана Белл, урожденная Крэддок, вторая дочь второй дочери Генри и Эдит. Мы с Дженнифер учились в пансионе, но иногда виделись с Кларой. Не хочу создавать впечатления, что мы часто навещали ее, — думаю, не больше четырех или пяти раз. Однажды мама привела нас к ней на школьных каникулах. Потом мы с Дженни пару раз ходили без нее. Клара жила в той своей квартире, ей было уже далеко за девяносто, однако она могла более или менее себя обслуживать и была абсолютна вменяема. Очень живая. Очень умная.

— Клара?

Люси презрительно смотрит на меня. Таким взглядом феминистки пронзают мужчин, когда те, по их мнению, высказывают необоснованные предположения о женщинах. Я ничего такого не имел в виду, я не такой, но этот взгляд мне знаком. Он не вяжется с ее лицом Мэрилин Монро, но очень подходит к голосу, каким Люси мне отвечает:

— Почему бы и нет? Если Клара никем не стала, не получила профессии и мало чего добилась в жизни, это не ее вина. У нее не было возможности. Она хотела стать врачом. Не думаю, что вы знаете.

— Между прочим, знаю. Об этом говорится в одном из писем вашей бабушки к ее сестре, Элизабет Киркфорд.

— Женщины могли стать врачом, — говорит она. — Но с большим трудом. Нужно было выдержать настоящую битву. Это не для Клары, я уверена. — Приносят первое блюдо, и Люси поднимает голову. — Моя сестра — врач, педиатр. — Значит, уже второй потомок Генри выбрал профессию медика. — Последний раз мы виделись с Кларой за год до ее смерти, в восемьдесят девятом. Дженнифер было двадцать два или двадцать три, и она еще училась. Клара была очень довольна, что Дженнифер делает то, что не удалось ей самой.

Мы далеко уклонились от моей цели, и мне нужно вернуться назад. Я должен сосредоточиться на этот милой девушке (определение, которое ей не понравилось бы), на еде, на сборе информации о Генри, а не думать о том, о чем я думаю — о Джуд и о клинике, об имплантации здоровых эмбрионов. Через две недели все выяснится. У Джуд возьмут тест на беременность, и если он окажется положительным… Но сосредоточиться я не могу, и Люси, вероятно не замечающая моего состояния, оживленно рассказывает об успехах сестры на медицинском факультете, о похвалах самых разных людей — в точности, как было у Генри. Она рада, что мать прожила достаточно долго и успела порадоваться за Дженнифер.

Пока о гемофилии не упоминалось ни по телефону, ни здесь. И теперь, сидя перед Люси, я почему-то стесняюсь заговорить об этом. Мне вдруг приходит в голову, что я не воспользовался представившимся шансом. Люси ведь призналась, что она носитель болезни.

— У вас… — нерешительно начинаю я. — У вас есть дети?

— Пока нет, — резко отвечает она и смотрит мне в глаза. Внезапно ее голос и выражение лица смягчаются. — Послушайте, я могу называть вас Мартином?

— А как же еще? — обескураженно отвечаю я.