Правила магии

Френни, которая всегда стеснялась проявления бурных чувств, выскользнула из папиных объятий. Она забрала у него конверт, еле сдерживая волнение. Внутри было письмо с сообщением, что ее приняли в Рэдклифф, женский колледж в Кембридже, штат Массачусетс, аналог Гарварда, созданный в те времена, когда высшее образование для женщин считалось предосудительным.

– Добро пожаловать в клуб, – с гордостью проговорил папа.

– Мы всегда знали, что ты у нас самая умная, – сказал Винсент. – Ты уж нас не подведи.

– Очень смешно, – отозвалась Френни. Самым умным из них был Винсент – умным, но жутко ленивым.

Джет была единственной, кого не порадовало письмо из Рэдклиффа. Университетские каталоги приходили по почте всю осень и зиму, и Джет это пугало. Она с трудом представляла, что будет, когда Френни уедет в Кембридж или Нью-Хейвен. Ей придется справляться с родителями в одиночку. Как ей видеться с Леви, если Френни не будет ее прикрывать? Она без него жить не может. Буквально сегодня они сидели на скамейке в парке и целовались, пока у обоих не закружилась голова. Когда пришло время прощаться, они никак не могли расстаться и стояли в обнимку на автовокзале, и Леви пропускал один автобус за другим.

И сейчас, на семейном торжестве в честь поступления Френни в Рэдклифф, Джет сделала страшную вещь. Она пожелала, чтобы Френни осталась в Нью-Йорке. Она знала, что это эгоистично, и потом еще долго корила себя, но было поздно. Она уже загадала желание. Горькое, с едким запахом дыма, оно поселилось в груди у Джет и еще несколько месяцев выходило надсадным кашлем.

– Не грусти, – сказал Винсент, заметив, с каким унынием Джет наблюдает, как папа открывает бутылку шампанского. – Все не так плохо.

– Что не так плохо?

Винсент взъерошил ей волосы.

– Твое будущее.

Вот тогда она и поняла, что теперь у нее появляется прекрасная возможность чаще видеться с Леви. Можно будет говорить родителям, что она едет к Френни в Кембридж, и сходить с поезда в Нью-Хейвене. Леви будет ждать ее там. Он поступил в Йельский университет. Джет подумала, что в первый же свой приезд привезет ему новое пальто, чтобы он не ходил в том ужасном старье, которое его заставляет носить отец. Она изменила свое отношение к отъезду Френни. Она даже выпила немного шампанского и взяла свое желание обратно. Тогда она еще не знала, что такие вещи нельзя отменить.

Письмо из Гарварда пришло Хейлину на следующий день. Они с Френни встретились, чтобы отметить предстоящее освобождение от своих недалеких родителей, от всех ужасов школы и своего кошмарного детства, по которому уже начали тосковать. Тесно прижавшись друг к другу, они шли по Мэдисон-авеню под мелким бледным дождем и делали вид, что сражаются за один на двоих зонтик.

– Из всех вещей я возьму с собой только микроскоп, – объявил Хейлин. – Все остальное отдам в Армию спасения.

В кафе они заказали вафли, яичницу и канадскую ветчину – потому что сегодня в Манхэттене пахло беконом. Хейлин взял себе два пончика с мармеладом, к которым пристрастился после экспериментов с марихуаной. Они сидели, слегка оглушенные. Оба уже предвкушали свободу. Оба с надеждой смотрели в будущее, таившее в себе миллионы возможностей. В Кембридже может произойти все что угодно. Дождь перестал, воздух сделался светло-зеленым. Весна расцветала сиренью и обещаниями перемен. Все было прекрасно: еда в кафе, Нью-Йорк, их будущее. Хейл будет жить в Данстер-Хаусе, Френни – буквально в двух шагах от него, в Саут-Хаузе рэдклиффского женского общежития. Они выпили за свободу, чокнувшись бокалами с апельсиновым соком. О, радость, шептали они друг другу. О, учеба, и книги, и консервированная фасоль, и «Ред Сокс», и грязные воды реки Чарльз.

У них оставалась еще вся весна и все лето, чтобы насладиться Манхэттеном. В парке цвели магнолии и вишневые деревья. Френни с Хейлом встречались в вечерних сумерках – свободные люди, уже неподвластные воле родителей. Они бродили по парку, который так сильно любили и по которому так отчаянно будут скучать, смотрели на звездное небо, лежа в траве на Овечьем лугу, мочили ноги в холодном озере, наблюдали за лесными мышами, собиравшими желуди на Кедровом холме, следили за полетом летучих мышей, гнездившихся на английских дубах и робиниях. Ворон Льюис сопровождал Френни и Хейлина в этих прогулках, и если они брали с собой сэндвичи, Хейл кормил Льюиса хлебными крошками.

– Ты его разбалуешь, – говорила Френни. – Вообще-то он дикий.

– Может быть, ему хочется быть домашним, – задумчиво отвечал Хейлин.

Хейл уже решил, что если он унаследует отцовское состояние, то перечислит все деньги в какой-нибудь благотворительный фонд, потому что каждый раз, когда он входил в семейный особняк Уокеров на Пятой авеню, у него было чувство, что он повернул не туда и по ошибке живет в семье, где были бы рады совершенно другому сыну.

– Ты – единственный человек, кто меня знает по-настоящему, – сказал он Френни.