Джет уже собралась открыть книгу – ее сердце пело, ее жизнь начиналась сейчас, в эти самые минуты, – и тут из-за поворота с Шестой авеню вылетело такси, в котором сидели ее родители. Они услышали, как она назвала водителю адрес «Плазы», и, заподозрив неладное, решили поехать за ней. Сейчас Сюзанна открыла окно и пронзительно закричала, назвав Джет полным именем, которое редко употреблялось в семье.
Джет увидела маму и запаниковала. Такси неслось прямо на них с Леви. Прежде чем родители успели бы выскочить из машины, увезти ее прочь и разрушить ей жизнь, она схватила Леви за руку и крикнула: «Бежим!» Он даже не понял, от чего они убегают, но он знал, что смысл его жизни – защищать Джет. Они побежали ко входу в парк, а родители Джет велели водителю жать на газ, чтобы не упустить беглецов. Таксист не видел, что среди луж на дороге было масляное пятно. Уже стемнело, и в городе пахло свежеразрытой землей.
Прямо напротив отеля «Плаза» таксист потерял управление. Птицы, сидевшие на деревьях, взмыли в небо, тлеющее закатом. Леви оттолкнул Джет себе за спину и встал между ней и машиной, вылетевшей на тротуар. Время замедлилось, Джет успела увидеть, как широко распахнулись его глаза, когда он понял, что сейчас произойдет. Время сделалось густым и тягучим, точно смола. Джет услышала мысли Леви.
У Черепашьего пруда Френни сбросила теннисные туфли и свесила бледные ноги с края камня. Ночь была идеальной, а Френни всегда беспокоило все идеальное, потому что почти в любой идеальной вещи есть какие-то скрытые изъяны, которые можно разглядеть лишь в микроскоп, только ясным, холодным взглядом. Ее пробрал странный озноб, словно порыв ледяного ветра ворвался прямо ей в сердце. Внезапно ей захотелось заплакать. Без всякой причины.
– Я, наверное, искупаюсь, – сказал Хейлин, уже снимая рубашку. С самого первого дня их знакомства он стремился произвести впечатление на Френни, но сам понимал, что ему далеко до ее удивительного бесстрашия. Казалось, Френни вообще ничего не боится и даже не замечает опасности. Возможно, поэтому рядом с ней ему хотелось быть смелым –
Френни покачала головой. Нет. Она ощущала смутную тревогу, гулкую пустоту в животе, как будто мир сейчас опрокинется и выйдет из-под контроля. В другое время она, наверное, пришла бы в восторг от предложения Хейлина прыгнуть вдвоем в эту темную мутную глубину. Но есть знаки, которыми нельзя пренебречь. Она должна соблюдать осторожность. К тому же ей нельзя плавать с Хейлом; она не сможет нырнуть, вода сразу вытолкнет ее назад, Хейлин заметит и наверняка спросит, почему так, и как она будет ему объяснять? Ему не надо знать правду, а врать ей не хотелось.
Вода была мутной, под поверхностью смутно угадывались какие-то непонятные, замшелые формы. Но Хейлин не отступился. Он сбросил ботинки, расстегнул джинсы и снял с себя все. Френни впервые увидела его голым. Он был как античная статуя, само совершенство.
Хейлин сделал глубокий вдох и нырнул. Раздался громкий всплеск, черепашки порскнули во все стороны, и черные воды сомкнулись над Хейлом. Волна накатила на камни у берега, немного воды выплеснулось на тропинку. Хотя пруд наполняли из водопровода, на дне наверняка скопилось немало мусора – ржавого, острого и зловещего. Вода была мутной и грязной. Неизвестно, какую заразу там подхватишь. Сердце Френни глухо стучало о ребра. Возможно, Хейлину придется делать прививку от столбняка.
Он не выныривал. Френни думала о пчелах, о пепле, о разбитом стекле. Но ведь Хейлина не было у них в доме, когда появился точильщик, значит, ему ничего не грозит. Однако он не выныривал. Только круги расходились на темной воде над тем местом, где он нырнул. Френни хотелось броситься в воду за ним, но она знала, что у нее ничего не получится. Она не сможет уйти под воду. Не сможет спуститься на глубину, чтобы его спасти. Ее бил озноб, кровь стучала в висках. Она боялась, что это проклятие: оно совершается прямо сейчас, и ничего нельзя сделать.