На полированных столах в манхэттенской часовне стояли вазы с оранжевыми и красными гладиолусами. Тетя Изабель, Френни, Джет и Винсент сидели в первом ряду. Никто из семьи не пролил ни слезинки. Хотя они были раздавлены горем, плакать на публике было непозволительно. Несколько пациентов доктора Берк-Оуэнса, присутствующих на панихиде, были безутешны. После службы Френни с Винсентом остались в зале принимать соболезнования, а тетя Изабель увела Джет в вестибюль. Хейлин пришел вместе с родителями, которые были безукоризненно вежливы и отрешенны и подгоняли Хейлина, мол, пора и честь знать. Но он не хотел бросать Френни, хотя Оуэнсов уже ждал лимузин. Пора было ехать на кладбище в Массачусетсе, где тела их родных будут преданы земле.
– Ей надо ехать, – пробормотал мистер Уокер. – Машина ждет.
– К черту машину. Я поеду с тобой, – сказал Хейлин Френни. – Я должен быть рядом.
К ним подошла тетя Изабель.
– Он мне нравится. Пусть едет с нами.
– Нет, – ответила Френни.
Она не хотела впутывать Хейла в дела их семьи. Ей хватило уже и того, что пришлось представлять тетю Уокерам.
– Вы так богаты, – сказала Изабель мистеру Уокеру. – И все-таки так бедны.
Хейлин улыбнулся, случайно подслушав ее замечание.
– Зачем вы грубите? – сказал мистер Уокер.
– Сегодня хоронят мою племянницу и ее мужа. И кто здесь грубит?
– Думаю, папа, мы знаем ответ, – сказал Хейлин.
Френни взяла тетю под руку и отвела в сторонку.
– Не здесь, – прошептала она. – Не сейчас.
– Что, по-твоему, я сделаю с этим ужасным человеком? – сказала Изабель. – Поверь мне на слово, он сам призовет на себя беду. Но его сын… Он не такой. Он настоящий. – Она помахала Хейлину рукой, и он помахал ей в ответ. В отличие от многих других он совсем не боялся Изабель Оуэнс.
Френни подошла к Хейлину и объяснила, что в Массачусетсе собираются только члены семьи и не каждый из посторонних способен выдержать столько Оуэнсов в одном месте.
– Это меня не пугает, – ответил Хейл. – Особенно если они все такие же, как твоя тетя.
– Я позвоню сразу, как только вернусь, – пообещала Френни.
Похороны состоятся на маленьком кладбище в Массачусетсе, на том самом кладбище, которое Френни, Джет и Винсент прошлым летом разглядывали через замшелую кованую решетку и которое не возбудило в них интереса, даже когда они поняли, что на старых надгробиях выбиты только имена Оуэнсов. Теперь их родители упокоятся там же, хотя мама всю жизнь так упорно старалась держаться подальше от своей семьи. И все же семья ее не отпускала. В итоге она поняла, что ее место здесь. В ее завещании было указано, что ее следует похоронить на семейном массачусетском кладбище, равно как и ее супруга, и их могилы должны быть рядом.
По дороге на кладбище им пришлось дать Джет успокоительное. Она выпила валиум после нескольких обезболивающих пилюль, которые ей прописали из-за сломанных ребер. Но ее все равно била дрожь. Винсент обнаружил, что в лимузине есть бар, и принялся вливать в себя виски с мрачной решимостью человека, собравшегося напиться до полной отключки. Изабель села спереди, чтобы показывать шоферу дорогу. Услышав характерный звон, она обернулась и прожгла Винсента сердитым взглядом.
– Веди себя прилично, – строго сказала она.
– Люди погибли. Кого волнуют приличия? – пробормотал Винсент себе под нос, чтобы тетя его не услышала, но она, конечно, услышала и сделала знак Френни.
Френни отобрала у брата бутылку и вернула ее на место.
– Давай хотя бы сегодня обойдемся без неприятностей, – хмуро проговорила она.
– Френни, мы
– Давай все же попробуем. – Френни кивнула Джет, которая, кажется, ничего вокруг не замечала, полностью потерявшись в мире боли и скорби. Джет смотрела в окно, у нее по щекам текли слезы. – Поможем ей пережить этот день, – шепнула Френни брату.
Она была старшей сестрой и после гибели родителей вмиг ощутила всю тяжесть этого бремени. В одночасье, без предупреждения и подготовки, Френни утратила ощущение собственной юности. Отныне и впредь все ее устремления и желания отодвигаются на второй план. Она поняла это еще тогда, когда они с Винсентом сидели в приемном покое больницы. Сегодня она заколола волосы на затылке и взяла черный плащ от Диора из маминого шифоньера. От плаща еще пахло «Шанелью № 5», мамиными любимыми духами. Френни знала, что навсегда стала заложницей своих обязательств.