Лимузин привез их обратно в Манхэттен, пробиваясь сквозь серую мелкую изморось. Улицы были пустынны и плавились от жары. Они вышли на Восемьдесят девятой и встали на тротуаре, глядя на дом, в котором прожили всю жизнь. Но у них не было ощущения, что они дома. Френни вдруг поняла, что не может заставить себя войти внутрь. Винсент помог Джет выбраться из машины и неуверенно взглянул на Френни, как бы спрашивая, что делать дальше.
– Идите в дом, – сказала она.
Вдалеке прогремел гром, но Френни не сдвинулась с места.
– Идите, – настойчиво повторила она, и они ушли в дом, а Френни осталась стоять посреди тротуара, хотя гроза приближалась и дождь уже лил вовсю.
Она потеряла не только родителей, но и свое будущее. Никакого Кембриджа ей больше не светит. Потому что нельзя бросать Джет с Винсентом одних. Хотя Френни было всего восемнадцать – казалось бы, впереди целая жизнь, – она тоже уже начала смотреть в прошлое.
Есть ли смысл думать о будущем, если ты твердо уверена, что никогда не получишь того, чего хочешь?
Не дождавшись обещанного звонка от Френни, Хейлин примчался на Восемьдесят девятую улицу. Еще издали он увидел, как она одиноко стоит под дождем, и побежал еще быстрее. Он налетел на нее с разбегу, прижал к себе и стал целовать. Он ничего не сказал, и она ничего не сказала. Слова были им не нужны. Летний ливень не принес прохлады. Падая на нагретый асфальт, капли дождя превращались в пар. Весь Манхэттен насквозь пропах гиацинтами.
– Я всегда буду тебя любить, – сказал Хейл.
Он поднялся наверх вместе с ней. Никем не замеченные, они проскользнули в бывшую спальню кухарки. Им было слышно, как оконные стекла дребезжат под порывами влажного ветра. Френни промокла до нитки. Хейл помог ей раздеться. Ее бил озноб, и она никак не могла унять дрожь. Небо снаружи было тяжелым и черным, от мостовой поднимались душные волны желтоватого жара. Хейлин поцеловал Френни, уже раздетую, и сам принялся раздеваться, а потом они рухнули на кровать и прильнули друг к другу, позабыв обо всем, кроме переполнявших их чувств. Это была односпальная узкая койка, застеленная ослепительно-белым покрывалом, которое Сюзанна Оуэнс купила в Париже, когда была молодой и оплакивала свою потерянную любовь. Френни казалось, она распадается на кусочки, и чем больше Хейлин ее любил, тем быстрее шел распад. Не то же ли самое произошло с мамой в Париже?
Она сказала Хейлину, что хочет почувствовать на себе его руки –
– Ох, Френни, – выдохнул Хейл.
С ним это тоже случилось впервые, как он всегда и хотел. Быть только с Френни и больше ни с кем. Когда все закончилось, Хейлин лег навзничь прямо на полу, голый, измученный, опустошенный, одолеваемый страхом, что он уже потерял ее в ту секунду, когда они разомкнули объятия. Он украдкой наблюдал за Френни, сидевшей на стуле у окна. Дождь перестал, и на подоконнике с той стороны восседал Льюис. Его перья блестели от влаги, и он настойчиво стучал клювом в стекло. Френни впустила ворона в комнату и принялась вытирать его полотенцем, которое нашлось в комоде.
– Иди ко мне, – сказал Хейлин.
Френни покачала головой. Она надела футболку Хейла, но, кроме футболки, на ней не было ничего. Ее длинные стройные ноги сводили его с ума.
– Френни!
Она как будто его не услышала. Она уже все для себя решила: то, что есть между ними, должно завершиться. После того, что случилось с Леви, она не могла испытывать судьбу и рисковать жизнью Хейлина.
– У нас все будет хорошо, – сказал Хейл, словно прочитав ее мысли. – Мы будем счастливы в Кембридже.
Нет, подумала Френни. У них не будет вообще ничего. Она подошла и легла рядом с ним. Провела рукой по его голому животу. Хейлин был таким красивым, таким молодым.
– Когда мы познакомились? – спросила она.
Когда все закончится, она будет помнить.
– В третьем классе. В столовой. Ты ела сэндвич с помидорами, и это было так странно. В смысле, что же это за сэндвич с одним помидором, и все.
Помидоры относятся к семейству пасленовых, и Френни всегда их любила.
– Как ты все это помнишь? – Она поцеловала его в щеку, колючую от пробивающейся щетины.
– Я помню все, что связано с тобой. Я столько времени ждал, когда ты тоже меня полюбишь.
Из гостиной доносилась музыка. Они не спали всю ночь, погрузившись в волшебное сновидение наяву, пронизанное летним зноем и страстной истомой. Был уже полдень. Винсент играл на гитаре. Им было слышно, как он поет «Будь со мной» голосом призрачным, словно мираж.
Откладывать дальше было бессмысленно. Френни пришлось сказать Хейлу правду.
– Я не могу бросить Джет и Винсента.
Она поняла это еще в больнице.
Но Хейлин не собирался ее отпускать.
– Они справятся сами. У тебя своя жизнь.